В фильме «Новый Вавилон» искусство художественного воспроизведения исторической обстановки и умение создать атмосферу времени утратили самодовлеющее значение.
Здесь они помогли создать образ Парижской коммуны и выразительно раскрыть идейно значительную тему. ‹…›
Это уже было большое искусство, в котором значительности
мысли сопутствовало высокое кинематографическое мастерство. Оно сохраняло всю свою романтическую яркость.
В нем эксцентрика и гротеск прониклись наступательным духом сатиры. Особая выразительность внешнего рисунка образов людей и среды достигалась умелым и тактичным перенесением на экраны своеобразия той, современной Коммуне, живописи, которую отверг парижский Салон, но столь страстно защищал Э. Золя.
Лучшее из того, что свойственно раннему импрессионизму, органично претворялось в изображении общественной среды и места действия. Изобразительная сторона фильма обрела черты смелой новизны и остроты.
В «Новом Вавилоне» талант авторов проявился с бесспорной очевидностью. Уже тогда нельзя было усомниться в том, что было ошибочно взято под сомнение через четверть века: не прошли бесплодно ни годы упрямых исканий, шумного бунтарства в погоне за «ультрасовременными» решениями, ни периоды долгой сосредоточенности на эстетике прошлого, отгороженной столетней давностью от зова времени, ни броски вперед, сменявшиеся внезапными отступлениями, ни неизменные поиски остроты завершенности формы, кинематографической выразительности, ярких контрастов, остроумных и своеобразных художественных решений. Для Козинцева и Трауберга это был трудный, но боевой промежуток времени ‹…›.
Мачерет А. Художественные течения в советском кино.
М.: Искусство, 1963.