И вот по совету Высоцкого в группе появился Валерий Золотухин. В то время он был совсем юным, по существу начинающим актером. На пробах он был так испуган, что едва лепетал слова и, можно сказать, провалился. Мне удалось убедить худсовет, что молодой актер очень скован, зажат, и буквально упросить сделать с ним еще одну пробу. И тогда была задумана целая операция, в которой кроме меня участвовали уже утвержденные актеры, в том числе Высоцкий и Аросева, да и весь съемочный коллектив. Я собрал всю группу и сказал: «Вы не поняли, кто к нам приезжал. Это же один из величайших артистов в мире. Надо его достойно встретить».
Был украшен павильон, всем рабочим были выданы белоснежные халаты. На вокзале Золотухина встречала «Волга», а в «Астории» для него был приготовлен самый роскошный номер. Когда Валерий вошел в павильон, то любое его движение вызывало восторженную реакцию, а любые потуги на юмор — хохот. И это возымело свое действие. Золотухин успокоился, поверил в себя и сыграл замечательно. Был единодушно одобрен худсоветом, его работа воспринималась как открытие. ‹…›
Представьте, как трудно было первый раз Золотухину выйти на съемочную площадку вместе с умудренным огромным опытом Юрием Толубеевым, но Юрий Владимирович своей непосредственностью и доброжелательностью раскрепостил зажавшегося было молодого артиста. Он вообще относился к Золотухину с огромным интересом, часто повторял, что он напоминает ему молодого Орлова, старался увидеть все, что он делает. ‹…›
Актеры отдавали «Интервенции» все свое свободное время.
Они присутствовали на репетициях своих товарищей. Мы вместе просматривали отснятый материал, вместе обсуждали его.
Нас связывала дружба и единое понимание творческого процесса в кино. Замечательные мастера театра приносили в картину атмосферу студийности, творческого единства.
Я отлично помню, что популярнейший Ефим Копелян до нашего фильма никогда не пел в картинах. Когда он услышал песню своего героя Филиппа в исполнении Высоцкого (а Высоцкий является автором всех песен в картине), он был буквально подавлен и сказал, что никогда не сможет так спеть. «Напеть — пожалуйста, а пения вы из меня не выколотите!» — решительно заявил он. Надо было видеть, с какой страстью Высоцкий принялся его убеждать, что он — прирожденный шансонье. Володя тут же начал разучивать с ним
эту песню, аккомпанируя себе на гитаре, и прославленный Копелян робко смотрел в рот молодому, еще только начинающему приобретать известность Высоцкому. Он слушался его во всем,
как мальчик. В результате на съемке он спел свободно, легко, иронически подчеркивая блатной одесский колорит. Трудно было поверить, что за этим стоит долгая, многочасовая работа. ‹…›
Роль еврея-аптекаря блистательно сыграл Юрий Толубеев.
Это старый человек, который, как премудрый пескарь, прячется от жизни в своей аптеке. Его аптека как аквариум. Мы долго думали, какую же характерную деталь придумать этому персонажу. И наконец Толубеев, а быть может, это был Копелян или Золотухин, придумал. У Толубеева в руках оказалась маленькая скрипочка, на каких играют дети в первых классах музыкальной школы.
А руки у Юрия Владимировича были могучие, как у кузнеца.
И вот мы видим эту крохотную скрипочку в могучих руках,
слышим тоненькую мелодию, выдавливаемую из нее, и понимаем, что аптекарю важнее всего в жизни доиграть эту тихую песню.
Характерно, как рождался и другой эпизод. В фильме есть сцена, неизменно вызывающая смех зрителей. В казино Женька Ксидиас, сын банкирши, проигрывает и, вымаливая деньги у хозяина казино, выхватывает пистолет, как бы собираясь застрелиться. Когда начали снимать эту сцену, вдруг кто-то незаметно потянулся к головному убору. И стоило это сделать одному, как все одновременно сняли шляпы, как будто уже стояли у гроба. Это была импровизация. Золотухин, увидев это, быстро спрятал пистолет и отбежал в сторону. Затем он вновь достал пистолет, и вновь все, в том числе и массовка, сняли шляпы, хотя я такой команды не давал. Такое единство импровизации родилось, думаю, в результате какой-то творческой магии, исходившей от наших мастеров театра.
Полока Г. Двадцать лет спустя… // Театральная жизнь. 1987. № 22.