Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
После бесконечных однообразных, лишенных начисто признаков какой-либо эстетической мысли картин нам требуется теперь изрядное усилие, чтобы войти в игру на равных. Для этого, кроме непредубежденности, нужно и знание; правда, сам фильм щедр на «подсказки»…
И вот со всех сторон:
— Балаган!
— Цирк!
— Театр масок!
— Лубок!
— Мейерхольд!
— Пародия!
— Эйзенштейн!
— Плакат!
— Мюзик-холл!
— Да это просто колода карт!
О да! Создатели фильма, как игроки высокого класса, перетасовали все это виртуозно, и расклад получился по форме похожий разве что сам на себя, а по духу — возрождающий романтические традиции нашей литературы и искусства 20-х годов. Дух несомненен — а дальше возьмите историю в партнеры и гадайте-разгадывайте ее ходы. Масти известны, как известны и действующие лица. ‹…›
Соприкасающиеся круги — зеленый, красный, белый, черный и сообщающиеся сферы — зеленая, красная, белая, черная (к доминирующим цветам добавляется желтый цвет золота и продажности) — в них в основном заключены «площадь» и «объем» фильма. И все ассоциации, возникающие при виде замкнутой кривой, каждая точка которой равноудалена от центра, и все ограничения замкнутого и почти безвоздушного пространства нам ясны.
Как безусловно ясен и прием с масками. Среди них не только четверка персонажей, созданных Сергеем Юрским (а он еще и конферансье, открывающий и закрывающий занавес фильма), ведущих и комментирующих зрелище, — 1-й господин петербургской наружности, 2-й господин петербургской наружности, дама и косоглазый офицерик. Но и Воронов — подпольщик, постоянно меняющий обличье, переодевающийся в целях конспирации, но и полковник Несвицкий, скрывающий — для легковерных — свою личину палача под стерильной маской хирурга…
Но на театре жизни маски всех мастей хотят чувствовать себя живыми и действовать, как живые ‹…›
В длинном черном платье застынет Санька у сцены в финале и превратит на мгновение буффонаду в оптимистическую трагедию. ‹…›
Воронов и Жанна в тюрьме. Синий цвет надежды и белый — равнодушия судьбы. Нужно мужество ее принять. И нужны слова. Драматург подсказал их, но Высоцкий поет и свою песню о деревянных костюмах, этом последнем наряде всех.
Шервуд О. Ставка больше, чем жизнь // Вечерний Ленинград. 1987. 24 июля.