В одном углу со стола бесшумно струилась пленка. В ячейках кадриков — море, улицы приморского города Одессы, небольшие суденышки. Ножницы редко вспарывали целлулоид пленки, отваливая длинные монтажные планы. ‹…› Это Абрам Роом монтировал свой первый полнометражный фильм «Бухта смерти». ‹…›

Ему пришлось начинать с крепкого, но среднего сценария, в котором ничто не побуждало к новаторству, многое гарантировало спокойный профессиональный уровень будущему фильму, не шумный, но верный зрительский успех. Рассказ А. Новикова-Прибоя «В бухте Отрада», легший в основу сценария (подробное, неспешное повествование от первого лица), отличало глубокое знание материала, психологии среды, деталей морского быта, тонкостей корабельной техники, одним словом, во всем чувствовалась рука знаменитого мариниста.

Сценарию необходимо было придать драматическое ускорение, описательному движению литературного материала — осязаемость и характерность. Б. Леонидов был опытным сценаристом, и это ему удалось. Он умело выделил несколько пересекающихся плоскостей действия: дом механика Раздольного, партизанский лагерь в сопках, конспиративная квартира подпольщиков, баржа смерти, где в трюмах держали политзаключенных, камеры контрразведки. ‹…›

Фильм открывался кадрами моря, жизни порта. ‹…› На спокойной глади залива — парусники, точно белые чайки. У берега снуют
юркие катера. Работают насосы. Мечутся стрелки приборов.
Это не информационные и тем более не символические кадры
моря как места действия или поэтической стихии, это его живой трепетный мир. После выхода «Бухты смерти» на экран кто-то сказал, что «это первая лента, по-настоящему пропахшая морем». Но несомненно также, что это первая лента «пропахшая» бытом. ‹…›

Роом, в общем, сумел избежать большой и реальной опасности, не раз скомпрометировавшей революционную тему, когда материал гражданской войны оказывался в цепи примитивных штампованных лент — трафаретного, поверхностного, ложноромантического противопоставления друзей и врагов революции. ‹…› Наверное, впервые на экране были показаны враги — не оперные злодеи, не звероподобные выродки, но реальные, живые люди, поэтому особенно страшные и ненавистные. ‹…›

Режиссер непосредственно не показывал пытки, избиения, смерти, но, давая их отраженно, характерным намеком, красноречивой деталью, он троекратно усиливал воздействие этих сцен на зрителя. Он, психолог, хорошо знал, что часть явления, действия, предмета может впечатлять острее, физически ощутимее целого, что ассоциативный путь восприятия через выразительную пластическую деталь дает удивительную свежесть впечатления.

Связанные руки, вырывающие длинный ворс ковра, босые ноги, судорожно подтягивающиеся к краю кадра, — так показаны пытки. ‹…›

 ‹…› рассматривая пристально ткань роомовского фильма, можно и нужно говорить об особой мере ее достоверности во всем — в изображении людей, вещей, атмосферы, событий, взятых без изъятия, без деления на то, что может стать предметом искусства и что не может. <….>

Роом, бывая на многочисленных рабочих просмотрах, задавал аудитории вопрос о «жестокостях и ужасах» фильма и неизменно получал такой ответ: фильм хорош тем, что достоверен, показывает жизнь честно, без прикрас, что в нем все убедительно — люди, вещи, события. Очень это радовало режиссера, всегда стремившегося проверять себя, свои принципы живым зрительским откликом. ‹…›

Роом стремился с высокой трибуны АРК закрепить эти принципы в сознании кинематографистов: утверждал возможности вещизма, неисчерпаемую выразительность лица, одного только лица на долгом крупном плане; призывал всех на поиски настоящего, большого актера (не обязательно среди звезд театра) и горячо и дерзко добавлял, что, если бы мог, написал бы в титрах: 
«Фильм посвящается актеру». И все-таки справедливее было бы сказать: «Лента посвящается человеку». Это действительно в ней удалось, была найдена новая мера человечности материала. ‹…›

В СССР фильм имел большой успех. При этом постоянно сравнивали «Бухту смерти» и «Броненосец Потемкин», что не умалило, а, напротив, подчеркнуло принципиальные достоинства каждого из фильмов.

Гращенкова И. Абрам Роом. М.: Искусство, 1977.