Шенгелая умер молодым. Больше тридцати лет тому назад. Каким он был? ‹…›

Главное, что вспоминается, — его стремительная темпераментность. Именно стремительная. Ведь темпераментны почти все грузины. А Николай и среди них выделялся порывистостью движений, неуемной энергией, взрывчатой горячностью. Эта-то обостренная неуспокоенность и накладывала особый отпечаток на его восприятие окружающего, придавала неповторимый колорит его личности.

Мы были знакомы с детства. Кутаиси, где мы росли, разделяет река Риони. Порывистая горная река. Вода всегда притягивает к себе детей. Тем более такая бешеная, как Риони… Целыми днями пропадали мы на берегу. Не раз переплывали Риони туда и обратно. Это было нелегко: с рекой надо было бороться.

Подросткам в высокой мере присущ дух соперничества. Надо было не просто переплыть реку, но и оказаться первым. Коля не раз выигрывал эти состязания и становился героем дня, вожаком.
А если его кто-нибудь опережал, он предлагал плыть снова и снова. Его переполняла жажда борьбы и победы. Он готов был мучить себя и других до ночи: лишь бы любой ценой оказаться первым.

Борьба, преодоление преград — это была самая суть натуры Николая Шенгелая. Много лет спустя я работала с ним на картине «Двадцать шесть комиссаров». Значительная часть фильма снималась в Баку. Во время съемок на нефтепромыслах вспыхнул пожар. Это очень страшно — когда горит нефть. Тушить пожар бросили войска. Мы, участники съемочной группы, помогали как могли. Я помню: Шенгелая бесстрашно кинулся в море огня. Все закричали, пытались его удержать. Но он, взлохмаченный, перепачканный колотью, снова и снова бросался в самые опасные места. Он боролся со стихией с яростным самозабвением. В эти минуты он был счастлив.

Когда фашистские войска вторглись на нашу землю, Николай стал добиваться, чтобы его отправили на фронт. Но медицинская комиссия признала его негодным к несению воинской службы. Оказалось, что у него больное сердце. А между тем наступление врага разворачивалось. Бои приближались к Кавказу. На студии был организован истребительный батальон. Шенгелая тут же вступил в его ряды. И с какой истовостью он маршировал, как яростно проделывал упражнения с винтовкой! Он вкладывал в эти нехитрые упражнения всю силу ненависти к врагу, всю жажду победы.
Победы, до которой ему не удалось дожить…

Шенгелая был на редкость общителен. У него было много друзей, товарищей, знакомых. Я высоко ценила в нем умение радоваться чужой удаче, преклоняться перед достижением товарища по искусству. Он обладал способностью разглядеть, понять все настоящее, испытывая от встречи с ним чувство бескорыстной радости. И выражал он свое восхищение экспрессивно, во весь голос. И улыбался открыто, во весь рот.

Увлеченность талантом актеров позволяла Шенгелая создавать великолепную творческую атмосферу на съемках. Наиболее ярко проявилось это его качество на съемках «Золотой долины».

В 1920-е годы на сцене выступал Ушанги Чхеидзе. Пожалуй, самый крупный, самый талантливый из всех актеров, с которыми мне выпало счастье работать вместе. Легендарный Гамлет, Уриэль Акоста.

Ушанги Чхеидзе сыграл в кино только в одном фильме. Это была немая картина Марджанова «Трубка коммунара». Шенгелая любил ее и долго упрашивал Ушанги сыграть в своем фильме. Тот сначала отказывался, но в конце концов согласился.

В павильоне собралось много народа. Пришли посмотреть на любимого артиста. А на съемочной площадке надо было во что бы то ни стало установить гробовую тишину. И вот перед началом съемок Шенгелая обратился к собравшимся с маленькой речью. Объяснил, почему тишину нельзя ни в коем случае нарушать.

Началась съемка. Ушанги Чхеидзе сказал свою реплику. Все были растроганы. Не словами, которые произнес актер, они были обыденны. Реакцией Николая. Он стоял в стороне, а по его щекам текли слезы. Слезы благодарности людям, сохранившим в павильоне трепетную тишину, замечательному актеру, откликнувшемуся на его просьбу.

На съемочной площадке с Шенгелая было приятно работать. Стоя за аппаратом, он жил с вами одной жизнью или искусно подыгрывал, а это всегда помогало, подстегивало. Ведь для актера, когда он лишен не только зрителя, но зачастую и партнера по эпизоду,
так важен мгновенный отклик, так дорога эмоциональная поддержка в момент съемки… Шенгелая это отчетливо понимал, недаром в его картинах так много актерских удач.

Мне вспоминаются вечера поэзии в Тбилиси 1920-х годов. Мы не замечали, как бежало время. Поэтические «схватки» затягивались до утра. И когда мы выходили на прохладные улицы, из окрестных деревень уже везли на осликах мацони. Гортанные крики крестьян торопили пробуждение города…

Еще не было больших свершений, мы жили надеждами и не знали своего будущего. Но нами двигало прекрасное ощущение, что каждый из нас — необходимый участник революции. Ведь мы все присягнули ее знамени. Лучше других это убеждение выразил наш общий учитель Котэ Марджанишвили, провозгласив: «Искусство должно быть так же велико, как велика наша современность».

Шенгелая для меня неотделим от этого времени, от юности советского грузинского искусства.

Анджапаридзе В. Неистовый Шенгелая // Советский экран. 1979. № 10.