С Колей я познакомился, когда он привез «Элисо». И, наконец, наступил для меня знаменательный день, когда осенью 1930 года я приехал в Баку снимать натуру для своего первого звукового фильма «Златые горы», и это, по счастью, совпало с тем, как Коля там же, в Баку, ставил картину «Двадцать шесть комиссаров». Поэтический гений Шенгелая сказался в ней настолько своеобразно, что у меня перед глазами и сейчас стоят ее кадры, лица героев, трагические эпизоды в песках, которые он снял с такой выразительностью, какую я больше вообще никогда не встречал в мировом кино.
Коля был необычайно занят, но, несмотря на это, согласился сняться у меня как актер. Мне необходим был эпизодический персонаж, вводящий, по сути, в конфликт фильма: представитель бакинских рабочих, призывающий своих товарищей к стачке, к борьбе, и я попросил Колю сняться в этой роли. Он поразительно сделал нужную мне сцену. Те, кто видели «Златые горы», конечно, запомнили сумрачный, сосредоточенный взгляд огромных черных, как маслины, глаз, когда он смотрел на чиновника, сидящего за письменным столом, и затем всплеск эмоций и его длинные, худощавые, мускулистые руки, вскинутые над головой, призывающие к восстанию. И недаром в книжке Д. Молдавского «С Маяковским в театре и кино» в главе «Герой — рабочий класс» художник поместил на шмуцтитуле именно Николая Шенгелая в роли бакинского рабочего как обобщенный образ восставшего пролетария.
Как печальна иногда человеческая судьба! Все что угодно можно было себе представить, но такой ранний уход из жизни сначала Коли, а потом Наташи… Это потрясло всех нас как глубочайшая трагедия.
Но для нас — их друзей — Коля и Наташа живы. И на мою долю выпало, что один из их сыновей, Эльдар, стал моим ближайшим учеником.
Юткевич С. Сегодняшнее искусство // Искусство кино. 1984. № 1.