Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Итак, мы в Новой Гвинее
О фильме «Миклухо-Маклай»

 

Итак, мы в Новой Гвинее.

Знакомства с этим краем мы ожидали, возможно, так же напряженно, как и Маклай, хотя мотивы и опасения у нас были иного порядка.

Опасались мы не столько научной недостоверности ново-гвинейского колорита (не нам об этом судить!), сколько его искусственности, театральности, нарочитой экзотичности, обнаженной бутафории.

Приятно, когда опасения рассеиваются.

Возможно, что в данном случае проявилось значение коллективного опыта, накопленного студией научно-популярных фильмов в работе над этнографическим материалом.

Ни одна деталь не режет глаза. В декоративном решении пейзажа, в показе утвари, орудий, построек папуасов, их костюмов, во всем чувствуется добросовестный и продуманный подход и операторов Б. Петрова, П. Зотова, и художников Ф. Богуславского, С. Козловского, и консультанта Я. Рогинского. Благодаря их творческому труду перед нами как бы оживают зарисовки, сделанные когда-то Маклаем. Подлинности воссозданного колорита веришь и потому смотришь с живым интересом. А для научно-
художественного
фильма это большая заслуга.

При знакомстве с туземцами рассеялось и другое опасение. Особо трудная задача подбора исполнителей «цветных» ролей разрешена удачно. И весь ансамбль «соседей» Маклая, и Р. Робинсон, и Джим Комогоров, и особенно — Вейланд Родд во многом содействуют доверию зрителя к этнографической ценности фильма. Впрочем, за исключением одного эпизода, о котором речь пойдет ниже.

Наибольшая удача фильма — игра исполнителя роли Маклая артиста С. Курилова. Его внешние данные сразу и безраздельно завоевывают симпатии зрителя. Умные и живые глаза, убедительно говорящие о любознательности, о душевной чистоте и благородстве характера. Печать интеллектуальности и высокой одаренности лежит на честном, открытом лице. Странным образом оно совмещает в себе черты сходства не только с Миклухо-Маклаем; есть в нем что-то чеховское, чем-то поразительно напоминает оно Короленко.

С. Курилов хорошо пользуется своими данными.

Быстрый взгляд на копье, занесенное над самой головой Маклая. В этом еле уловимом движении глаз Курилов умеет передать и ненасытную жажду познания, которая не покидает Маклая даже в минуты опасности, и полное достоинства, без тени позерства, подлинное мужество ученого. Право, трудно объяснить, какими актерскими средствами достигает Курилов подобной выразительности.

Полной силой своего обаяния наделяет Курилов Маклая.
И нет ни грана актерской вины в том, что все-таки мы не увидели на экране полноценного образа ученого-путешественника.

Опять и опять вспоминается старая истина: сценарий, драматургия — основа основ кинопроизведения.

Задачи, стоявшие перед авторами сценария В. Волькенштейном и А. Спешневым, как будто ясны. Из сложной и многообразной биографии ученого надо было отобрать самое главное.

Пребывание на Новой Гвинее и было главным периодом в жизни Маклая, когда больше всего было накоплено ценных наблюдений, когда утверждались его воззрения. ‹…›

Этой поэме авторы фильма не нашли драматургического эквивалента.

Кинозрителю показывают эпизоды, склеенные в некоторой последовательности. Пальмы. Хижины. Джаз. Ходит Маклай
среди папуасов. Что-то он изучает, зачем-то зарисовывает, почему-то занимается метеорологией. Зрителя оставляют равнодушным. Ему безразличны научные занятия Маклая; они не ведут к обобщениям, они только повод для показа более или менее занятных вещей. ‹…›

Но понимая, что от такой острой операции весь ново-гвинейский период (правильно выбранный как главный) в фильме получится вялым, они произвели некоторую концентрацию эпизодов и персонажей.

Право авторов научно-художественных фильмов на домыслы бесспорно. Не страшно, если письмо Л. Толстого, в действительности полученное Маклаем в России, авторы вручают адресату в Сиднее: так лучше для фильма. Но принципы и особенно — цели «концентрации» реального Ульсена, слуги Маклая, в вымышленного Томсона вызывают возражения.

Ульсен — тупица, трус и лентяй.

Томсон же в целях оживления вялого сюжета несет дополнительную нагрузку: он заговорщик, наемный убийца, бывалый морской разбойник, словом, он — взятая напрокат цитата из колониальной, морской, приключенческой беллетристики. Ему даны пиратский жаргон, поговорочка, сцена раскаяния и крест над могильным холмом на фоне заката.

Всё это очень знакомо.

Но что делать такому отработанному персонажу рядом с живым Маклаем?

Ульсен, досаждая своему хозяину ленью и трусостью, не только не мешает читателю, а помогает, оттеняя краски, положенные на Маклая.

Томсон ничуть не помогает кинозрителю. Томсон мешает ему, уводя в ассоциативные тупики.

Как можно не ощущать этой разницы?

Вызывает возражения и метод «концентрации» эпизода папуасской войны.

По дневникам — угроза возникновения войны существовала около двух недель. Все это время Маклай внимательно изучал любопытные причины междоусобий в первобытном обществе и мучительно принимал решение. Приняв его, он действовал расчетливо-
дипломатически:
он разрознил единодушную жажду мести,
посеял разногласия и тем способствовал охлаждению пыла.
Война не состоялась, приготовления к ней прекратились.

Авторы фильма неправильно прочли фразу «Я решил запретить войну», война показана несерьезно, как забавный эпизод, причины войны подменены, да Маклай ими и не интересуется. В сценах сражения и моментального мира папуасы ведут себя совсем как эфиопы в «Вампуке». И фраза Маклая, и зонтик — это бравада, непростительно искажающая образ ученого.

Еще более искажен «концентрацией» волнующий эпизод испытания — «может ли Маклай умереть?».

Острота реального события заключалась в том, что каверзный вопрос задавался старым приятелем Маклая Саулом, задавался просительным и заискивающим тоном. Угроза смерти не нависала над Маклаем. Подвергалась опасности репутация, которой он дорожил больше всего. Речь шла о честности и мужестве.

Вручив копье Саулу, — говорит Маклай, — «…я снял шляпу, широкие поля которой закрывали мне лицо; я хотел, чтобы туземцы могли по выражению моего лица увидеть — Маклай не шутит и не моргнет, что бы ни случилось. Я сказал: — Посмотри, может ли Маклай умереть.

Недоумевающий Саул, хотя и понял смысл моего предложения, но даже не поднял копья и первый заговорил: — Арен, арен! 
(Нет, нет!)»

В том, что Саул даже не поднял копья, ключ события.

В фильме же все обаяние эпизода исчезло.

Подменены мотивировки, и папуас накидывается с копьем на Маклая. К этому пристегнут затасканный сюжетный ход — «подоспевшая помощь». Точно, по графику, и конечно незамеченное, прибывает в Новую Гвинею и встает на рейде судно. Помощь пробирается через тропические заросли. Выстрел из-за кустов — и все поставлено дыбом: спасителем оказывается… Брандлер.

Кто такой Брандлер? По замыслу авторов он, видимо, должен быть «концентратом» идейных противников, врагов Маклая. Он и ученый спорщик, и колониальный коммерсант, и шпион; вообще же его главное амплуа — «злодей с мрачной улыбкой». Мотивы его злодейства даны весьма неясно. Даже сам Брандлер чувствует это, почему и вынужден произносить программную речь… перед Томсоном. Это мелело. Маклай заслужил более достойного противника, а не такого универсального злодея, которого трудно играть даже большому мастеру — М. Астангову.

Брандлер же знакомит Маклая с Маргаритой. Зачем понадобилось такое злодейство?

Идет по океану военный корвет, везет Маклая на Новую Гвинею.

Вся жизнь Маклая сосредоточилась на широких планах этой небывалой в истории науки экспедиции. Все неясно впереди, полно опасностей. Хочется видеть, как подготовлен он к подвигу, знать его переживания.

А что делает Маклай на борту корвета?

Флиртует.

Трудно подобрать менее обидное определение для безвкусной сцены с зонтиком и для этого тяжеловесного диалога, пропитанного галантной иронией:

— Кажется, мой зонтик уже превратился в щепки… Не очень любезно, господин Маклай!

— По-моему, я извинился.

— Этого мало. Вы сломали мой зонтик.

— Это что, сувенир?

— Может быть.

— Не хотите ли, чтобы я его починил?

— Не только хочу, а требую.

И Маклай чинит зонтик, однажды уже починенный Эдисоном…

Так, радостное и тревожное ожидание предстоящей жизни на острове подменено горечью разлуки влюбленных. Трудно показать ученого мужа, — как «ученого»; проще — как «мужа»…

В сценарии — перед разлукой Маклай и Маргарита кроме того танцевали в кают-кампании корвета. Танцы прерывались, пока Маклай жил на Новой Гвинее, и с новой силой возобновлялись в Сиднее. На этот раз Маклай и Маргарита кружились в зале.
Зал пустел, тушились свечи, они все кружились. Танцуя, они передвигались из комнаты в комнату; танцуя, спускались по лестнице (!), попадали в сад и исчезали в аллее, кружась и кружась…

Очень подозрительно по происхождению это упорное круженье некстати. Оно похоже на завихрение, поднятое еще успехом «Большого вальса»!

Трюк с зонтиком, флирт, танцы… Какое, однако, неуважение со стороны драматургов к образу Миклухо-Маклая! ‹…›

Для биографии ученого главным и решающим являются цели и методы его научной работы, формирование его принципов, убеждений, воззрений, поиски истины, теоретическая борьба с противниками. Казалось бы, что именно это и должно стать сюжетным костяком фильма и обрастать живой тканью кинематографической выразительности.

На деле же этот главный и решающий научный материал вытеснен, стал подсобным. Он не подключен к магистрали высокого напряжения, а питается от понизительной подстанции. Грамотные и опытные сценаристы В. Волькенштейн, А. Спешнев и режиссер-постановщик А. Разумный отвели на долю научного материала преимущественно ослабленные приемы: он появляется то повествовательно — «голосом из-за кадра», то обозренчески — перечислением, то иллюстративно — «вставным номером», то вообще между делом, за починкой зонта.

 

Кремлев Г. У истоков нового жанра // Искусство кино. 1948. № 1.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera