И вот мы на студии. Сегодня нам предстоит увидеть последнюю, только что завершенную работу Эраста Гарина «Обыкновенное чудо». Фильм, где опять после долгого-долгого перерыва артист выступает в двойной роли — постановщика (как всегда совместно с Х. Локшиной) и главного исполнителя.

Понемногу стихает зал. По экрану мимо аллей, газонов и лужаек проносится живописный поезд — всадники в треуголках, кареты с вензелями, а следом, неуверенно чихая, автомобиль ископаемой конструкции... Где-то в горах, в маленькой аккуратной усадьбе начинают свой обычный трудовой день Волшебник и его домовитая супруга... Но пусть простит нам Гарин-режиссер — мы все время невольно ждем появления Гарина-актера.

Вот распахиваются створки двери, и знакомый чуть протяжный голос произносит застенчиво, почти по-детски:

— Здравствуйте, любезные! Я — король, дорогие мои.

Зал моментально аплодирует... Зритель всегда сразу и безошибочно угадывает Гарина на экране. Он знает его в лицо, знает его походку, жесты, голос. И все-таки почти каждая новая встреча с ним таит в себе радость неожиданности. Мы все знаем об актере и его свойствах и все равно удивляемся.

— Если я до сих пор не надоел зрителю (от чего никто из нас не застрахован), на возможность чего вы намекаете, — говорит
нам потом Эраст Павлович, — так это благодаря своим героям.
Они у меня разные, при всей, может быть, внешней похожести.
Себя сыграть можно в одном фильме, а дальше надо играть и других людей. Тем более что это куда увлекательней. Мне, например, интересны люди с чудинками. Открыть, разведать такую чудинку в человеке, сделать ее доступной и понятной каждому зрителю —
это мне всегда нравилось. И порой удавалось. Особенно когда моя собственная чудинка чем-то совпадала с чудинкой в моем герое. Тогда и случалась самая большая радость для меня и, наверно, для зрителя...

«Обыкновенное чудо» — не просто очередная работа. Одноименная пьеса, положенная в основу фильма, написана одним из самых близких и самых постоянных друзей и спутников Гарина по искусству. В прологе к ней, между прочим, сказано: «В сказке очень удобно укладываются рядом обыкновенное и чудесное и легко понимаются, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве... Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь»...

В этих последних словах, очевидно, и есть объяснение творческой близости двух художников. Гарин, также как и Евгений Шварц, любит и умеет открывать скрытое, обнажать тайное, любит говорить «во весь голос». И сказочная условность шварцевской драматургии служит ему верой и правдой... ‹…›

Богомолов Ю. Кушниров М. Обыкновенный волшебник // Искусство кино. 1965. № 3.