Начало моей кинематографической жизни было радостным, простым и естественным. Прилагательное «естественным» невольно вырывается, когда встречаешься с людьми, которым доверяешь, которые тебе интересны и для которых ты представляешь и деловой и человеческий интерес. ‹…›
Ленинградские режиссеры Г. Козинцев и Л. Трауберг пригласили меня сыграть у них в кинокомедии «Путешествие по СССР» роль Барашкина. Партнерами были высокоодаренные, известные по театру артисты М. М. Тарханов, М. И. Бабанова, С. Я. Каюков и совсем молодой тогда артист Ленинградского тюза Б. П. Чирков.
Над сценарием трудился Николай Погодин, в тот период находившийся в запале увлеченности кинематографом.
«Путешествие по СССР» был сценарием не туристическим. Это было психологическое путешествие российских мужицких характеров из дебрей крепостничества, через артельное и первобытное бытие к вершинам советского, коллективного существования. Сценарий был написан в эксцентрической манере.
Николай Федорович Погодин придумывал парадоксальные сцены, дававшие богатейший материал и актерам и режиссерам. Так, голове артели (его играл М. М. Тарханов) автор придумал сны. То ему являлся черт и подвергал его искушению, взывал о возвращении к прошлому, смеялся над его настоящим; то ему снился ангел, тоже наполненный предосудительными предложениями. Словом, подсознание старика мучило прошлое, которое наяву им преодолевалось. Действительность перемалывала его пережитки.
Михаил Михайлович Тарханов обладал таким огромным запасом курьезных, старорежимных наблюдений, что наполнял замысел автора и режиссеров рядом увлекательных и достоверных подробностей.
Роль, которую исполнял я, представляла для меня огромный интерес. В «Комсомольской правде» мы нашли «сверхзадачу» для этого персонажа. Газета рассказывала про дело одного комсомольца, в записной книжке которого нашлось четверостишие, им самим сочиненное:
«Я философ. И я познал
Законы, движущие миром,
И потому своим кумиром
Я безразличие избрал».
Кстати сказать, за этот поэтический афоризм парня исключили из комсомола.
Работа над картиной шла необыкновенно интересно. Репетиции помогали актерам находить новые выразительные черты характеров героев. Козинцев внушал нам, театральным актерам, острое внимание к кинокамере, деликатность игры на среднем игровом плане, тонкость исполнения на укрупнениях и свободу, а подчас и резкость игры на общем плане.
Я пристально всматривался в процесс рождения картины. Прежде всего поражала неразрывная связь с самой жизнью; декорацией была сама действительность, реальное сочеталось с вымыслом. Эта градация допустимого преувеличения, «игры» необыкновенно обостряла чувство такта у актера. Он должен был постоянно помнить о конечном результате, представлять свое место в картине, в ее течении. ‹…›
Но вот мы стали замечать, что наша актерская увлеченность все чаще и чаще наталкивается на холодность режиссеров. Съемки проводятся все небрежнее и как бы нехотя. Наконец экспедиция свернула свою работу.
В Ленинграде показали материал «Путешествия» дирекции студии, членам художественного руководства. Но оригинальный жанр картины не заинтересовал, и наши режиссеры решили не доводить до конца съемки кинокомедии.
Многие из режиссеров, видевших материал, предлагали свои услуги, вызывались довести фильм до конца. Но дирекция пренебрегла этими предложениями. И усилия коллектива, труд такого уникального актера, как Тарханов, почти не знакомой тогда зрителям экрана первоклассной артистки Бабановой, молодых одаренных Каюкова и Чиркова, «пошел в корзину». ‹…›
Контакт, установившийся с Козинцевым и Траубергом, не нарушался и после незавершенного «Путешествия по СССР». Они задумали большую историко-революционную картину о большевике, о подполье, о борьбе с самодержавием. Картина условно называлась «Большевик». Начались съемки. В репетициях подготовили основные сцены. Мне была поручена роль Максима. Но после месячной работы съемки были прекращены, картина законсервирована. Когда к картине вернулись вновь, сниматься в роли Максима я уже не мог, так как дал Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду согласие на участие в гастрольной поездке его театра по Сибири. Картина стала называться «Юность Максима» ‹…›
Гарин Э. Автокинография // Из истории кино. Вып. 7. М.: Искусство, 1968.