1
Унылая, кочковатая местность, — осушенное болото. На фоне мелколесья — частокол, над ним возвышается крыша, одна из них увенчана луковицей и крестом.
2
Частокол, в нём — широкие ворота, в левом полотнище — калитка с «глазком». Над воротами дугой — вывеска:
КОЛОНИЯ МАЛОЛЕТНИХ ПРЕСТУПНИКОВ
ОСНОВАНА В 1885 ГОДУ ТЮРЕМНЫМ КОМИТЕТОМ
НА СРЕДСТВА, ПОЖЕРТВОВАННЫЕ КУПЦОМ ПЕРВОЙ ГИЛЬДИИ Я. С. ЧЕРНОБЫЛЬНИКОВЫМ И ДРУГИМИ ИМЕНИТЫМИ ГРАЖДАНАМИ.
3
Двор колонии. Два деревянных одноэтажных корпуса один против другого — мастерские столярная и сапожная. В середине их — сараеобразная церковь, она же и школа. Около двери её, на перекладине двух столбов — колокол. Вправо и влево от церкви — по косой линии, как два её крыла — спальни преступников, в окнах — железные решётки. В глубине — двухэтажный дом администрации, сарай, погреб, за ним огород.
4
Администраторы и воспитатели: Антон Васильевич Полувеков, смотритель колонии, бывший полицейский офицер, человек полубольной, тощий, раздражительный, одет неряшливо, белый китель, брюки навыпуск, ночные туфли, полицейская фуражка. Прихрамывает, ходит с палкой.
5
Оношенко — помощник смотрителя — толстенький, круглый, благодушный старичок, тоже бывший полицейский. На пухлом личике — неувядаемая улыбочка, руки всегда в карманах брюк.
Надзиратели. Четверо, люди в возрасте от сорока до шестидесяти лет.
Повар Буянов, человек огромного роста и дикого вида, широколицый, небритый, лохматый, с выкатившимися глазами. Пьяница.
Трое сторожей, вооружены охотничьими двухстволками. Один из них — Миша, старый солдат, на обязанности его — пороть преступников розгами. Он — человек с хроническим насморком, часто чихает.
Поп, он же учитель грамоты. Суетливый, захудалый и как будто испуганный чем-то маленький старичок. Держится в стороне от всех, руки всегда за спиной. Ходит мелкими шагами, осторожно.
Климов — сапожник, угрюмый, лысый старик, с густыми бровями. Прислуживает в церкви за дьячка.
Яшин — столяр, весёленький пьяница.
6
Утро. Один из сторожей звонит в колокол. Сапожник Климов открывает дверь церкви. Надзиратели Ордынцев, Ивановский, Судаков и Делягин — у дверей бараков, командуют:
— По трое в ряд — стройся! Смирно! На молитву — мар-ррш!..
7
Одновременно из обоих бараков идут преступники, их в общем сто — сто двадцать; мальчики возраста от 10 до 15 лет. Человек десять кажутся старше. Все гладко острижены, в круглых шапочках без козырьков, в однообразных курточках и лыковых лаптях.
Надзиратели командуют:
— Ногу, ногу держи, черти оголтелые!
— Ать, два. Ать, два! Левой, левой!..
Следует подчеркнуть фигуры:
Васька Лисица — парень с виду лет 17, остроносое лицо, худощавый, ловкий, насмешливо прищуренные глаза. Он — любимчик Оношенко, шпион.
Иван Смирнов — лет 15, крепкий парень, лицо серьёзное, даже суровое, тяжёлая походка.
Арап — лет 12, изящный, ловкий, красивый.
Алёшка Чумовой — тоже лет 12–13, очень детское лицо, горячие глаза фантазёра.
Ерохин — мальчик лет 15, угрюмый, нахмуренные брови, кажется старше своих лет.
Сушков — слабенький, тощий, нервный, лет 11–12.
8
Из-за угла церкви выходят: повар, столяр.
Их обгоняет попик, бежит в церковь. Идёт Оношенко. Буянов и Яшин останавливают его, шепчутся. Оношенко — кивая головой:
— Ладно, валяйте. (Кричит.) Лисица!..
9
Буянов, Яшин за углом церкви дают Лисице деньги:
— Валяй в село. Возьмёшь с собой Сашку Макова. Принесёте по четыре бутылки. Быстро!
Лисица. Знаю!
Буянов. Как только кончится порка, смотритель уйдёт, — так и беги!
Лисица. Ладно. (Убежал в церковь.)
Яшин. Всю ночь не спал, комары едят, клопы едят.
Буянов. А того больше — скука ест.
10
Идёт Полувеков, за ним надзиратель со стулом и сторож Миша с пучком розог под мышкой. Полувеков, ответив на поклоны повара и столяра, проходит в церковь. Надзиратель Судаков приносит скамью.
Яшин. Драть будем, дядя Миша!
Миша. Обязательно. Субботний расчёт за грехи недели, как полагается.
Яшин. Любишь ты это дело!
Миша. Заставят, и ты полюбишь.
Буянов. От скуки и самого себя выпороть можно.
Яшин. Вон как воют молитвы! И на кой пёс мальчишков этих берегут? Мастеровых из них не сделаем, работать они не охочи, да и силы у них нету, кормим плохо.
Буянов. Это ты врёшь. Кормим отлично.
Миша. Толокно-то загнило, да и капуста...
Буянов. И ты врёшь. Гляди: смотритель услышит...
Яшин. Воруете вы с Оношенко многовато...
Буянов отходит прочь.
11
Из церкви выходят преступники, надзиратели строят их в три колонны, покоем.
Командуют:
— Смирно! Эй, кто там шапки надел? Снять!
12
Яшин (щупая розги). Сучков на розгах нет?
Миша. А тебе какое дело?
Яшин. Намедни ты сучками до крови изранил мальчишек.
Миша. А они, сукины дети, сами розги резали, сами бы и смотрели — есть сучки али нет.
Яшин (вздыхает). Эхе-хе. Зряшное это дело.
Миша. А ты — попробуй переделай!
13
Из церкви выходят Полувеков и Оношенко.
Полувеков. Здорово, колонисты!
— Здравия желаем, Антон Васильевич!
Полувеков садится на стул, Оношенко подаёт ему список преступников, подлежащих наказанию. Надев пенснэ, Полувеков говорит:
— Смирно! Ну, что же? Опять за эту неделю двадцать три зверёныша заслужили наказание? Вы, скоты, всё ещё не можете понять, что место ваше — в тюрьме, среди воров и убийц, среди каторжников и что здесь вы живёте из милости, по доброте людской, по милосердию честных людей! Не понимаете этого? Ну, и пеняйте на себя. Сегодня будут наказаны (читает): Смирнов Иван за дерзости помощнику моему, за непослушание приказу надзирателя и воспитателю Климову, за разбитие стекла в окне — пятнадцать розог. Я тебя, Смирнов, усмирю. Ты у меня забудешь, как на мачеху ножом замахиваться.
Смирнов. Не ножом, а стамеской.
Полувеков. А за то, что ты смеешь поправлять меня, я тебе прибавлю ещё пяток. Двадцать — Смирнову! Михаилу Арапову за неприличное поведение в церкви — пятнадцать розог.
Арапов. У меня, Антон Васильич, живот болит...
Полувеков. Молчать! А то — прибавлю. Слесареву и Югову за драку — по десять. Ерохину, Сушкову, Макову и обоим Ивановым за кражу каравая белого хлеба — чистить отхожее место. Сверх того, Ерохину, за то, что прикрывал соучастников кражи, — десять розог. Я тебя, Ерохин, переломлю! Алексею Чумову за оскорбление преподавателя Климова — десять. Деева, Трофимова, Сидельникова на воскресенье в карцер. Остальных на завтра — без прогулки. Завтра наиболее отличившиеся поведением примерным идут в лес, за грибами. Таковых... Семнадцать человек. Начать экзекуцию со Смирнова. Делай! Солил розги?
Миша. Так точно!
Полувеков. Покажи рукавицу.
Миша показывает.
14
Двое надзирателей ведут Смирнова к скамье. Миша расправляет розги, пропуская их сквозь кулак, — на руках у него кожаная рукавица, смоченная солёной водой, он оглаживает розгу после каждого удара по телу наказуемого. Делалось это якобы в целях гигиенических. У ног Миши деревянное ведро с рассолом. Смирнов упирается, мычит. Его кладут, двое надзирателей держат за ноги и за руки.
Оношенко (считает). Раз. Два. Три... Миша — не фальшивь! Четыре!
Полувеков. Смирнова за сопротивление — в карцер на сутки.
15
К скамье ведут Ерохина. Из фронта выскакивает Сушков, бросается в ноги Полувекову, визжит:
— Не бейте меня... Простите! Я не буду, Антон Васильич — я не буду...
Полувеков. Убрать!
Оношенко оттаскивает Сушкова за ногу. Среди ребятишек некоторые, человек пять — восемь, испуганы, плачут.
16
Из окна дома администрации смотрит на экзекуцию жена Оношенко, толсторожая баба лет сорока, смотрит с наслаждением. Из-под руки её выглядывает дочь Полувекова, девочка лет 12.
Оношенко. Гляди, какие у них крутенькие да крепкие. (Крякает.) Ты, Людмилочка, не высовывайся очень-то, папаша увидит, заругается. Не велит он показывать тебе, как мальчишек секут.
Людмила. А девочек тоже секут?
Оношенко. И девочек — тоже. Наука. Не накажешь — не научишь. Меня, милая, так били, что, бывало, даже все чувства повыбьют, ни крику, ни дыхания нет. Отец бил, потом — тётка, а как отдали в ученье, в швейки — хозяйка драла за волосья или по щекам нашлёпает.
Людмила. Михайловна, отчего так нехорошо везде? Только в лесу и хорошо.
Оношенко. В лесу, милая, очень даже хорошо! Где людей нет, там всегда прелестно...
Людмила. Скорее бы — осень и снова в училище. Там хоть дразнят меня за то, что хромая...
Оношенко. Там, конешно, подруги... Гляди, как Сушков-то извивается... ишь ты!
Людмила. Не хочу!
Оношенко. Ой, что ты кричишь! Спрячься скорей, присядь.
17
Полувеков — встал на ноги, смотрит в окно дома, грозит палкой. Яшин — льёт горстями воду на голову Сушкова, лежащего в обмороке на земле.
Преступники учатся
1
Школа. Алтарь и амвон скрыты занавесом. На грубых деревянных партах двадцать пять — тридцать малышей. На задних партах — шалят, возятся. За передней стоит Сушков. За столом — попик, непрерывно нервно барабанит пальцами, в левой руке — линейка. Он говорит мальчику, стоящему за первой партой:
— Оказывается, ты, Анисимов, ничего не знаешь о сотворении мира. Сие не похвально, даже постыдно и достойно возмездия, кое и не минует тебя. Садись. Маков! Расскажи о потопе. Маков, тебе говорю — встань!
Маков. Меня держат.
Поп. Кто держит? Беси?
Маков (подскочил). Ой!
[Поп]. Что это значит?
Маков. Они щиплются.
Попик подходит к парте и бьёт линейкой плашмя по головам соседей Макова, кстати и по его голове.
— Говори!
Маков, шмыгая носом:
— Когда людей расплодилось много, они начали строить Вавилонову башню.
Попик. Зачем же это?
Маков. Чтобы спастись от потопа.
Попик. Так-так-так! Ну?
Маков. А этот... Ной, выстроил... баржу.
Попик. Дурак. Но — продолжай.
Маков. Тут у них смешались языки...
Попик. Так-так-так! Что значит — смешались языки?
Маков. Я не знаю.
Попик. Так. Ну, ты тоже ничего не знаешь, как Анисимов, Евченко и все другие. А не знаете вы потому, что не хотите знать. О чём и будет доложено смотрителю.
Маков. Батюшка, у нас время нет учиться.
Поп. Лжёшь.
Маков. Да вы сосчитайте часы-то!
Поп. Молчи. Ой, Маков, прикуси язык свой дерзкий! Начнём пение. Пожалуйте сюда, беси болотные, кикиморы!
Мальчики становятся полукругом у стола. Попик достал камертон и командует.
— Начинайте «Волю»! Ну — раз, два!
Взмахивает руками; дети поют:
Ах ты, воля, моя воля,
Золотая ты моя.
Воля — сокол поднебесный.
Воля — светлая заря.
Не с росой ли ты спустилась?
Не во сне ли вижу я?
Аль горячая молитва
Долетела до царя.
Знать, услышал он, голубчик,
Про житьё-бытьё, нужду,
Знать, увидел он, родимый,
Горемычную слезу.
2
Столярная мастерская. Перерыв в работе. Десятка два мальчиков окружают Яшина и Лисицу. Смирнов и Ерохин в углу, сидя на верстаке, о чём-то перешёптываются. Яшин — пьяненький, благодушен. Лисица показывает, как надобно воровать кошельки из карманов и как «перетыривать» их из рук в руки. Яшин восхищается:
— Это-то фокус! Это — ловко! Ах, сукин кот! А часы срезать можешь?
Лисица. Часы, Степан Иванович, трудно. Это очень трудно!
Лапотошник. Бумажник — значит, тоже трудно стырить...
Вошёл Оношенко, стоит и наблюдает.
Яшин. Постой, сукин кот! Да ты уж слямзил часы-то! Ах, дьявол!
Оношенко. А Лисица учит ребят лучше, чем ты, Яшин, а? Ты, старый чёрт, опять балуешь? Гляди, — смотрителю доложу! (Бьёт Лисицу.) Я тебе, сволочь, говорил, чтоб ты бросил фокусы эти? Говорил?
Яшин. Ты — не сердись, не бей его! Он — хват! Эх, зря вы его держите здесь! На воле он — барином жил бы...
Оношенко. Будет болтать! Эй вы, за работу! Смирнов, Ерохин, опять вместе? Я кому сказал, что вместе вам не полагается быть, а? Запишу (вынул книжку, пишет).
3
Сапожная мастерская. Мальчики сучат дратву, кладут заплаты на обувь, клеят каблуки, подошвы. Медленно шагает Климов, присматриваясь к работе. В руке — шпандырь. Он колотит им ребятишек по головам, по спинам, кричит:
— Как держишь головку, болван? Положи на колено. Конец шила сломан — не видишь? Отточить надо. Это что? Кривой каблук-то клеишь, осёл! Ну, отдых на четверть часа. Шабаш. Куда побежали? Не сметь! Дьяволята. За вас Христос страдал, святые угодники мучились, зверям на съедение шли, а вы, дьяволовы дети, в церкви воняете. (Сел на стул у окна.)Собирайтесь сюда, живо! (Ребята окружают его.) Намедни я вам рассказывал житие святых Кирика и Улиты, а сегодня слушайте Пантелеймона Целителя и великомученика житие. Не толкайтесь, мало вам места? Зверята! Тише! (Откашлялся.)В царствование императора римского... Арап, это что такое император?
Арап. Царь.
Климов. Какой?
Арап. Всё равно какой, всякий.
Климов. Осёл! Не всякий, а всероссийский.
Арап. Вы сказали — римский.
Климов. Я тебе, харя, объяснял: римских больше нет, в Риме теперь папа сидит. Дурак, тупая башка! Ты чего смеёшься, косая морда!
4
На дворе, за домом администрации, преступники пилят дрова, укладывают их в поленницы, толстые поленья раскалывают. Роют канавы для стока воды. За ними наблюдает надзиратель. Работают молча.
5
За углом церкви — Арап, Чумовой и Людмила, она — хромая, с костылём.
Людмила. Вы — не стыдитесь...
Чумовой. Чего стыдиться?
Арап. Не мы порем, а нас порют. Наплевать нам на стыд.
Людмила. Девочек тоже секут.
Чумовой. Тебя — секли?
Людмила. Мне Оношенкова жена сказала, что секут.
Арап. Она — стерьва.
Чумовой. Настоящая стерьва. Ты её не слушай!
Людмила. За что вы её ругаете? Она — добрая.
Арап. Она с Лисицей живёт.
Людмила. Неправда! Она — с мужем, а Лисица — с вами в бараке живёт.
Мальчики, усмехаясь, переглянулись.
Арап. Ты не понимаешь, про что мы говорим.
Чумовой. Ей и не надо понимать это, она — хромая.
Людмила (обиделась). Я знаю, что хромая, а вы — дураки! И — врёте! У-у... Воришки! Дрянь.
Идёт прочь.
Чумовой. Обозлилась.
Арап. Дурочка. Эх, как есть хочется!
Чумовой. Айда в кухню, помои выносить. Может, хлеба украдём. (Уходят.)
6
В углу, в тени частокола, Людмила, сидя на земле, сплетает из травы венок. Ерохин идёт с лопатой на плече. Замедлив шаг, смотрит на Людмилу, она улыбается ему.
Людмила. Вот — села, а встать — трудно.
Ерохин молча подаёт ей костыль, помогает встать.
Людмила. Спасибо. Ты всегда кому-нибудь помогаешь.
Ерохин (сконфуженно). Ну уж — всегда! Не всегда, а как приходится.
Людмила. За что тебя посадили сюда?
Ерохин. Голубей воровал.
Людмила. Я очень люблю голубей.
Ерохин (усмехаясь). Воровать? (Идёт прочь.)
Людмила грустно смотрит вслед ему. Бросила венок на землю, идёт к дому.
Преступники забавляются
1
В углу двора, за поленницей дров, четверо играют в карты, «в носы»: Лисица, Ерохин, Арап и Сушков. Чумовой на страже.
Лисица. Готово? Подставляй нос...
Арап. Ты — смошенничал. Не давайся ему, Сушков!
Сушков. Ничего, пускай бьёт. Только не по щекам! Сжав большими пальцами нос, прикрывает щёки тылом ладоней.
2
Лисица бьёт картами по носу Сушкова, делая это с наслаждением садиста. Бьёт по крыльям носа и сверху вниз.
Арап (кричит). Не бей сверху! Это — не закон!
Лисица. Не ори, в зубы получишь.
Арап. Ерохин — чего он делает? Заступись.
Сушков — плачет.
3
Ерохин. Брось, Лиса!
Лисица. Ты — кто? Начальник? Семнадцать, восемнадцать.
Ерохин. Брось!
Лисица. Пошёл ты к чёрту! Девятнад...
Ерохин бьёт его ладонью по уху.
Арап. Так его!
4
Ерохин и Лисица — дерутся. Арап, прыгая вокруг них, подзадоривает:
— Лупи его, Ероха-воха! Под душу дай.
5
Сушков, прислонясь к забору, гладя рукой распухший нос, вытирает другой слёзы из глаз. Чумовой — советует:
— Ты, пойди, умойся.
6
Лисица, сидя на пне, сплёвывая кровь с разбитой губы, говорит:
— Это ему даром не пройдёт! И Арапу не пройдёт.
Чумовой. Оношенке — наябедничаешь? Изобьём.
Лисица. Ты — изобьёшь?
Чумовой. Все. Как в прошлый раз.
Лисица пинком ноги в живот опрокинул Чумового.
— Получи задаток! Я вас, комаров, передавлю.
Уходит, поплёвывая. Чумовой пробует встать на ноги, падает.
7
По двору идёт, как слепая, жена Оношенко. Наткнулась на Лисицу, выскочившего из-за угла церкви.
— Куда? Кто это тебе мурлетку расколол?
Лисица. Ерохин со Смирновым.
Оношенко. Эх ты, мозгляк! Все тебя бьют.
Лисица. Ну уж это — врёте!
Оношенко. Чего-о?
Лисица. Неправда. Я сам всех бью.
Оношенко. Маленьких. А Смирнова не можешь. Дрянь.
Лисица. Я...
Оношенко. Иди, иди! Разговорился... Сорока...
8
Ерохин, согнувшись, смотрит в щель забора. Отламывает кусок доски с треском, испугался, просунул кусок в щель. Идёт Смирнов, в руке — пила.
— Ты что тут?
Ерохин. На волю гляжу.
Смирнов. Тебя Яшин спрашивал.
Ерохин. Лисицу надо бы выпороть.
Смирнов. Мало ли чего надо.
Ерохин. Сволочь он.
Смирнов. Все хороши.
Ерохин. Он с женой Оношенко путается.
Смирнов. А тебе — завидно? (Уходит.)
9
Ерохин, тупо посмотрев вслед ему, стучит лбом о забор.
10
Смирнов, жена Оношенко — под колоколом.
— Ты что же, дурачок, не пришёл, а?
Смирнов, глядя на неё исподлобья, молчит.
Оношенко. Считают тебя храбрым, а ты — бабы боишься. Что молчишь?
Смирнов. Шкура.
Оношенко. Ка-ак?
Смирнов. Шкура.
Идёт прочь. Женщина смотрит вслед ему, улыбаясь, потом, вздохнув, облизнула губы.
— Вот я скажу, как ты Лисицына избил!
Смирнов (оглянулся). Шкура.
Оношенко — смеётся.
11
Рассвет. Спальня. Тихо открывается дверь. Входит Лисица, за ним ещё четверо. В руках одного — одеяло. Подходит к одной койке, набрасывает на голову спящего одеяло, двое садятся на ноги его. Лисица и двое других — бьют. Проснулся, соскочил с койки Сушков, кричит:
— Ой... что это? Братцы...
Лисица, схватив с койки одеяло Сушкова, набросил его на голову мальчика, свалил с ног и пинками забил под койку. Звуки мягких ударов, хрип, мычание.
12
У окна — избитый Ерохин ощупывает себя. Около него Сушков и ещё человека три, остальные — спят.
Ерохин. А кто им дверь отпер?
Сушков. Кабы я, так они бы меня не били.
Ерохин. Дураков бьют и за — да и за — нет. Я знаю, что дверь снаружи заперта.
Один из ребят. А ключи — у Оношенка, значит — жена его дала ключи.
Сушков. Вот бы мышьяком отравить бабу.
Ерохин. А где у тебя мышьяк? Дура болванова.
Другой из ребят. Поджечь бы это заведение.
Преступники мечтают
1
Яркая, лунная ночь. В бараке на нарах под окном шестеро: Лисица, Чумовой, Арап и ещё трое.
Арап. Кабы книжек давали...
Лисица. Эх ты, мозгляк! Попал сюда из-за книжек и — сиди.
Арап. Мне это не стыдно. Я — бедный, я книжки украл не на продажу.
Лисица. Украл! Умеешь ты украсть...
Арап. Научусь. Не больно форси.
Лисица. Дурак.
Арап. Ничего не дурак! Когда книжку читаешь, всё равно как в другом царстве живёшь.
Чумовой. А я, когда буду вором, свой цирк заведу.
Лисица. Ты сколько раз воровал?
Чумовой. Семь. Я всё около цирка. Украду, куплю билет, вот и — царь!
Лисица. Вора из тебя никогда не будет, глупый ты.
Арап. Ничего не глупый, он только глухой немножко.
Чумовой. Это по башке меня треснули, я и оглох.
Арап. Ух, как бьют...
Лисица. Умных — не бьют, а вот эдаких и надо бить.
У другого окна
1
Смирнов, Ерохин и Сушков.
Смирнов. Я фигуры из дерева ловко резал.
Ерохин. Какие фигуры?
Смирнов. Людей, полицейских, собак. Свинью вырезал, а морда как у мачехи. Она у меня всё сожгла. Из-за неё и попал сюда.
Сушков. А меня дядя законопатил. Я — сирота, а он — сволочь. Маленький, хворый, как наш смотритель, а на него четырнадцать человек работают, вывески пишут.
Ерохин. Вот это я не понимаю, почему на плохих людей хорошие работают? У меня отец грузчик, он двадцать пудов поднимает, а подрядчик у него — старичишко, едва ходит, распух весь от жира. Как это допускается начальством?
Смирнов. Бежать отсюда надобно.
Сушков. Куда?
Смирнов. Там видно будет.
Ерохин. Куда побежишь? Родных у нас нету.
Смирнов. Родные-то хуже чужих.
Сушков. Да-а...
Входит надзиратель, кричит:
— Это что? Кто это не дрыхнет, а? Ложись, мать вашу...
Смирнов, Ерохин, Сушков вытягиваются на нарах. Спавшие — просыпаются.
Преступники бегут
1
Утро, серенький рассвет. У частокола около поленницы дров — Смирнов, Сушков, Ерохин. Смирнов осторожно влезает на дрова.
2
Внешняя сторона частокола. На землю прыгает Смирнов, за ним Ерохин, потом — Сушков, он, упав на землю, вскрикивает.
Смирнов. Ушибся?
Ерохин. Ну его к чёрту. Бежим!
Смирнов. Погоди...
Сушков. Ногу... ногу больно...
Ерохин бежит. Смирнов поглядел вслед ему, взглянул на Сушкова и тоже побежал.
3
Сушков — кричит. На дворе шум, сыплются дрова. Выстрел.
4
Болотистый лес. Между деревьев мелькают, прыгая по кочкам, Ерохин и Смирнов.
5
Двор колонии. Сторож звонит в колокол.
6
Снова лес.
7
На дворе — смятение, бегают надзиратели, сторожа. Оношенко тащит за шиворот Лисицу, орёт:
— Кто бежал, а? Сукин ты сын! А? Кто?
Лисица. Я не знаю, ей-богу, не знаю!
Оношенко. А ты чего смотрел, а?
Лисица. Да я же — спал, господи...
8
Сторож втаскивает в калитку ворот Сушкова, мальчик кричит.
Оношенко (Сушкову). Кто бежал?
Сушков. Ерохин... Смирнов... Они меня сманили... бросили... Я не виноват...
9
Болотная поляна в лесу. Смирнов, Ерохин, оба мокрые, щупают палками болотистую почву.
Смирнов. Надо кругом бежать.
Ерохин. Прямо... Прямо, а то догонят. Слышал — стреляли?
Смирнов. Эх, Сушков-то... Это ты сманил его! А он — слабый... Сманил и бросил.
10
Двор. Оношенко — Лисице:
— Беги, лови их. Возьми Розмыслова, Юрьева, Васильева. Живо!
11
Из бараков выбегают мальчики.
Оношенко. Марш, назад, сукины дети! Ордынцев, Судаков — загоняйте их!
Надзиратели загоняют.
12
Лес. Бегут Лисица и его товарищи. За ними — сторожа, Миша с ружьём и надзиратель с палкой.
13
Болото. Поперёк его шагают по грудь в воде Смирнов, Ерохин.
14
У края болота в луже воды плавает шапочка. Прислонясь к дереву, стоит Смирнов, смотрит на неё и плачет.
15
Из-за деревьев прокрадывается Лисица, бросился на Смирнова, сбил его с ног, сел верхом, бьёт кулаками по голове и кричит:
— Сюда! Поймал! Я поймал... первый!
Через двадцать лет
1
Небольшая, в два окна, по-мещански уютно обставленная комната — заменяет столовую, в углу — три иконы, пред ними — лампадка. Стеклянный шкаф с посудой. Посредине — стол. За столом — Лисица, хозяин квартиры, ему под 40, одет аккуратно, причёсан гладко, изношенное старческое лицо украшено бородкой. Жена его, ей лет 25. Арап — курчавая голова, бритый.
2
Лисица (налил водки, поднимает рюмку). Ну, со свиданьицем, Миша!
Чокаются, пьют; закусив, Лисица говорит:
— Вот и опять встретились. Нет, нет, да и снова столкнёт нас господь.
Арап. Веришь в бога?
Жена. В чёрта он верит, да и то не каждый день.
Лисица. Не болтай чего не понимаешь! В бога верить — обязательно для приличия. В людях живём. Нам отличаться от них не следует.
Жена. Селёдки — и те отличаются одна от другой.
Арап. Расскажи, как ты у графа работал?
Лисица. Это, брат, смешное дело!
3
Ночь. Богато обставленный кабинет. Шевелится драпировка на окне. Раздвинулась, выглядывает голова мальчика, широко, испуганно открытые глаза. Прислушался, исчезает. Щёлкает шпингалет окна. Из-за драпировки выходит Лисица, тоже прислушивается. Затем наклонился над столом, взламывает, раздаётся треск дерева.
4
Из-за драпировки двери налево вышел человек в нижнем белье, с револьвером в руке, кричит:
— Кто это? Ах ты...
Присел за кресло, вытянул руку с револьвером, — не стреляет, но слышно щёлканье курка. Лисица — обомлел, стоит, покачиваясь, потом, схватив пресс-папье, бросает его в сторону человека, тот прячется за спинку кресла, кричит. Лисица бросается к окну, выстрел, но Лисица успел выскочить.
5
Пустынная улица. Лисица треплет мальчика за волосы, приговаривая:
— Я тебя учил, осторожно, осторожно, осторожно открывай окно!
6
Снова квартира Лисицы.
Арап. У меня дело есть.
Лисица. Анна, взгляни, Петька на кухне?
Жена уходит.
Арап. Не веришь ей?
Лисица. Зачем бабе лишнее знать? Да и мальчишка у меня подслушивать любит.
Арап. Тот?
Лисица. Нет, третий после того. Тот замёрз пьяный. А этот — хорош, ловкач. Любопытен только, сукин сын, не в меру. Ну рассказывай, какое дело?
Арап. А много ты воров воспитал?
Лисица. Полсотенки наберётся, думаю...
7
Ночь. На улице едет извозчик, в пролётке — Лисица и Арап, на козлах рядом с извозчиком мальчик.
8
На углу улицы стоит извозчик. Идут полицейский и ночной сторож. Извозчик будто бы дремлет.
Полицейский. Чего торчишь тут?
Извозчик. Господина с женщиной привёз, подождать велели.
Стражи идут прочь. Сторож, оглядываясь, что-то шепчет полицейскому.
9
Из ворот дома, куда ушли воры, выбегает, прихрамывая, мальчик, сосёт пальцы, прячется на паперти. Высунулся из-за колонки, прислушивается.
10
Сторож заметил мальчика, остановился с одной стороны паперти, полицейский прошёл дальше и тоже остановился.
Сторож. Ты чего тут прячешься? Иди сюда!
Мальчуган сорвался с паперти, бежит, сторож не успел схватить его.
Мальчик на бегу пронзительно свистит. Сторож гонится за ним.
11
Цирк. На местах под ложами — Лисица с женой и мальчуганом с вида лет 12. Ложа над ними пустая. Объявляется антракт. Лисица — мальчику:
— Поди, попрактикуйся, Сашок.
12
Сашок практикуется.
Ещё через десять лет
1
По шоссе скачет батарея лёгкой артиллерии, скорым шагом идут отряды солдат, скачут всадники. Проехал генерал в автомобиле. Навстречу по обочинам шоссе тянутся крестьянские телеги и санитарные повозки, везут раненых.
2
Вечерний сумрак. Просёлочной дорогой двигается густая толпа людей, нагруженных узлами, едут телеги с домашней утварью, кое-где на телегах женщины с грудными и малолетними детьми. Гонят коров, коз. Сквозь шум и говор толпы слышно отдалённое буханье выстрелов, иногда они сливаются в сплошной гул. Сзади толпы, на горизонте — дым. Толпа, по преимуществу, городская, мелкое мещанство. Небольшими группами идут дети, мальчики и девочки 7–8 лет и старше, до 15. Где можно, сбегают с шоссе в стороны, останавливаются, смотрят вдаль, назад. Отстают и снова догоняют толпу.
Взрослые заняты охраной имущества, ссорами, они мало обращают внимания на детей, если дети не путаются под ногами у них; в противном случае дают ребятишкам подзатыльники, гонят прочь. Становится всё темнее, толпа исчезает во тьме.
3
Утро. В стороне от дороги под кустами скорчились, спят два мальчика и девочка.
4
Разбитая копна соломы, из неё вылезает мальчуган лет 8, протирает глаза, оглядывается, чешется, стряхивает с себя солому. Испуганно выпрямился, расшвыривает солому руками, кричит:
— Мишка, вставай! Ушли наши-то! Ах, черти. Догонять надо!
5
Из соломы вылезает карапуз лет шести, семи.
— А поесть — чего?
— Догоним — поедим.
Бегут.
6
Устало шагают по тропе среди кустов. Старший тащит маленького за руку, маленький — плачет, просит есть.
7
Один из мальчуганов, которые спали под кустами, стоит, хмуро поглядывая по сторонам. Будит товарища:
— Отстали мы, Егор!
Егор. Это из-за неё. Раскисла! Я тебе, Серёжа, говорил...
Сергей. Ладно, брось! Я влезу на дерево, посмотрю. Может, наши недалеко ушли.
8
Егор разбудил девочку, сердито говорит ей:
— Отстали из-за тебя, Анка. (Девочка лет 10, бойкая.)
— Да, как же, из-за меня! Я, что ли, войну-то затеяла?
9
Возвратился Сергей:
— Солдаты везде, там — скот гонят и церковь видно, а дальше пожар, дымище страшный, а — наших не видать. Ещё двое мальчиков идут...
10
Подошли Мишка с братом Яковом.
Сергей. Что — проспали родителей?
Анка. Тоже — родители! Потеряли эдаких маленьких.
Егор. Найдут — пороть будут.
Миша. Есть хочу!
Яков. Подождёшь.
Миша. Домой хочу!
Егор. Ты — что орёшь?
Миша. Есть хочу.
Егор. Ишь ты, какой барин!
Анка утешает, ласкает Мишу, но он отбивается от неё руками и ногами, кричит:
— Домой хочу-у!
11
Подошли двое солдат, один — бородатый, оборванный и грязный, другой — моложе, чище, с забинтованной правой половиной лица, смотрит только левым глазом. Расспрашивает детей.
Миша — заинтересован солдатами, успокоился, щупает приклад винтовки.
Бородатый. Значит, — всё прямо и до самой станции. Там ваши и должны быть. А хлеба у нас нет, солдаты на войне пулями питаются. Прощевайте!
12
Пятеро детей идут полем, целиной. Миша сидит верхом на шее Сергея. Анка держится за руку Якова. Егор шагает сзади всех.
13
Старик-пастух и подпасок лет 12 гонят пяток коров. К ним подходит благообразный мещанин в кафтане, с палкой в руке, спрашивает:
— Не встречал ребятишек, мальчика с девочкой?
Пастух. Сперва я шапку сниму, поздороваюсь с тобой, после — отвечу.
Мещанин. Ну? К чему ты это?
Пастух. Теперь ты предо мной картузик сними.
Мещанин (снял картуз). Заносчив ты, старик. Видел, что ли, детей-то?
Пастух. Детей твоих я не видал.
14
Группа солдат. Около них группа детей, к ним присоединился ещё один, мальчик тоже лет 12, красивый, прилично одетый, но костюм его уже измят и грязен. Миша спит, положив голову на колени Анны. Егор несколько в стороне беседует с пожилым солдатом. Яков, Сергей и новенький — Казимир — едят хлеб. Чернобородый солдат, дикого вида, неподвижным взглядом жадных глаз смотрит на Анну. Молодой солдат с мягким добродушным лицом говорит Сергею:
— На станцию — нельзя пустить вас, станция эта погрузит раненых и закроется навсегда. И никаких штатских на ней нет, сироты... Эх, и много же вас наделала война!
15
Вечер. Ребята расположились под стеной обгоревшей избы. Миша спит на кучке соломы. Трое мальчиков и Анна беседуют.
Казимир. Мальчик, который остался у солдат...
Сергей. Егор.
Казимир. У него отец кто?
Яков. Лавочник. А у тебя?
Казимир. Чиновник.
Сергей. Куда же нам теперь идти?
16
Темнеет. Сергей и Яков зажгли костёр. Казимир и Миша спят. Анна, зябко скорчась, смотрит на огонь. Яков подкладывает сучки в костёр. Сергей дремлет. Лошадиный топот. Подскакали трое солдат, спешились, один затаптывает огонь, другие два — бьют ребят, разбрасывая их, как щенков, кричат:
— Вы что тут делаете, сукины дети? Вы кто такие?
Подскакивают ещё двое солдат.
Примечание. Хорошо бы рассеять десятка два октябрят и пионеров по какой-нибудь плоскости и снять их с аэроплана, так чтоб видно было: бредут в разных направлениях дети, вырванные из гнёзд своих войной.
Бог и хлеб
1
Монастырь. Процесс вскрытия мощей. Перед церковью два дерева, на сучьях сидят мальчики, человек пять. Тяжёлую серебряную раку выносят из церкви, ставят пред папертью на землю. За группой людей, которые вынесли раку, следует толпа крестьян и мещан, которые присутствовали в церкви, когда брали раку. На паперти — человек в очках. Он говорит:
— Сейчас, граждане, вы увидите, что скрыто в этом сундуке, во что верили вы, чему поклонялись, откуда ждали чудес! Кто из вас желает открыть сундук?
Толпа молчит, шевелится. Выходит благообразный седовласый старик, в наглухо застёгнутом пальто, молодой монах, послушник, двое рабочих, пожилая женщина и курчавый подросток. Вскрывают раку. Толпа надвигается ближе, но многие поспешно отходят прочь, особенно испуганы старухи, женщины.
2
Рака вскрыта. В толпе — движение, точно её ветром пошатнуло. Ближайшие заглядывают в раку. Монашек, спрятав голову в плечи, согнувшись, пробивается к паперти, расталкивая людей. Человек в очках громко спрашивает:
— Что же видите вы, граждане?
Рабочий. Тряпки видим. Кости. Вот — череп.
Помахал черепом над головой своей и бросил его в раку. Женщина отходит прочь, вытирая глаза платком.
Старик. Всё верно. Видимость — ясная, граждане.
Голос из толпы. Что верно-то? Душа ушла, а плоть осталась.
Другой голос. А зачем говорили: нетленны мощи, ежели оказывается тлен? Жулики!
Волнуются, кричат — немногие единицы горожан, в огромном большинстве — толпа крестьянская. Равнодушно и не торопясь расходятся, разбиваются на группы.
В группе крестьян ораторствует оборванный мужичок:
— В обмане живём. Сколько денег в это место народ таскал? А — вон оно что! Вместо святости — тряпочки!
Большой бородатый мужик кричит:
— Ну ладно, мощи — нарушили, а бог-от остался али нету?
Голоса:
— А на что ему, нищете, бог?
— Они вот, эдакие, милостыню просят Христа ради, а во Христа не верят.
— Ты веришь! Наел брюхо от колен до уха...
Кто-то ударил мужичка, он упал, кричит.
4
С дерева слезают Сергей и Яков, оба в лохмотьях. Их окружили мальчики, кричат:
— Братцы, гляди, беспризорники!
— Бей их!
— Бей воришков!
Яков и Сергей бегут, мальчики гонятся за ними.
5
Маленькая железнодорожная станция. Пришёл поезд, высаживает продотряд рабочих.
6
Отряд рабочих идёт просёлочной дорогой, навстречу — Сергей, Яков. Их останавливают, расспрашивают:
— Здешние?
— Нет. Беженцы.
— А куда идёте?
— На станцию. Дайте хлеба, дяденьки!
— Мы сами за хлебом идём.
Поговорив с мальчиками, захватили их с собой.
7
Большое село. Отряд рабочих на площади, перед церковью; одни сидят и лежат на земле; другие, стоя, разговаривают с мужиками; среди мужиков двое в солдатских шинелях. Бородатый мужик, который был на вскрытии мощей, говорит:
— Хлеба у нас нету.
— Вы чего дадите взамен хлеба?
— Во-от! Хлеб даром не даётся!
— Братцы, неправильно! Хлеб — есть!
— Есть? Ну, ты и давай!
— Пусть попробует, даст! Я ему дам по башке колом...
8
Яков и Сергей ходят по селу, просят хлеба, им сердито отказывают. Одна баба дала краюху, — старик из избы кричит:
— Зачем даёшь? Волчата, оборванцы эти с городскими пришли! Гони их прочь, гони!
Мальчики бегут.
Сергей и Яков идут, вдали видно водокачку станции.
Яков. Ну и жадные мужички-то!
Сергей. Как мощи расковыривали, так они ничего, а хлеба попросили у них, так драться!
9
Станция, но уже другая, побольше. Пришёл поезд, на перроне человек пятьдесят рабочих, это — другой отряд. Рабочий во флотской фуражке, с винтовкой за плечами, говорит начальнику станции:
— Эти три вагона — отцепить, поставить на запасной путь. Мы оставим охрану, четверых хватит?
— Как хотите.
— Тебя спрашивают! Спокойно здесь?
— Теперь — везде беспокойно.
10
Трое рабочих ведут Сергея и Якова.
— Вот, товарищ Михайлов, послушай, что парнишки рассказывают.
11
Маленький городок. Украшена трёхцветными флагами площадь. Перед церковью толпа горожан. К ограде привязаны кони, около них сидит, покуривая, казак с погонами на плечах, другой лежит на земле, спит. Среди горожан ещё человек пять казаков. Офицер беседует с дамами. С паперти старичок гонит палкой Сергея, Якова. Из церкви выносят иконы, хоругви, выходят попы. Из улицы на площадь появляется ещё процессия с иконами и хоругвями.
12
Удар колокола. Крики:
— Идут!
Процессия выстраивается. Впереди попы в ризах, усатый человек с блюдом, на блюде хлеб-соль. По бокам его — две девицы с букетами цветов. На площадь выезжает конный отряд, впереди его — два офицера. Попы, певчие и горожане поют:
— «Спаси, господи, люди твоя... победы православному русскому воинству...»
13
Чистенько одетый горожанин кричит:
— Стой! Держи его! Держите воришку.
Схватили мальчика, — кто-то кричит:
— Позвольте, так нельзя! Это — самосуд.
На группу людей, которая окружила Казимира, наехали конники белого отряда, люди разбежались. Казимир ползёт прочь из-под ног лошадей. Его бьют пинками.
14
Усатый человек, передавая офицеру блюдо с хлебом-солью:
— Итак — ещё раз: добро пожаловать. Ура!
Обыватели ревут — ура! Девицы суют цветы толстому офицеру в очках, он смеётся и спрашивает:
— Почему так много красных цветов? Вы поклонницы красных, а?
— Ах, что вы!
— Просто — у нас мало цветов!
Офицер. А большевиков — много?
Усатый человек. Стыдно сказать, а есть они, есть!
Офицер. Ну, мы сделаем так, что их не будет.
15
Яков разговаривает с казаком:
— Ой-ёй, сколько вас приехало! Сосчитать нельзя!
Казак. И — не пробуй, уши оборвут, если считать будешь.
Яков. Да — мне зачем? Я и так вижу — сто.
Казак. Ну и дурак!
Яков. Значит — больше. А это — пушечки?
Казак. Пулемёты. Однако — пошёл прочь!
16
Огород, примыкающий к ограде кладбища. Сергей помогает двум солдатам собирать огурцы, их складывают в мешок, который держит парнишка лет 15, Пётр.
Сергей. Очень храбрые вы, мало вас, а целый город сразу завоевали...
Солдат. Нас, браток, не мало.
Сергей. Ещё придут?
Солдат. Придут, не бойся!
Сергей. Скоро?
Другой солдат. Это тебя не касается. Ты — делай, что делаешь.
Солдат. Нет, его — касается, он здешний.
Пётр. Вовсе он не здешний, а беспризорник.
Сергей. Врёшь. Я — со станции.
Солдат берёт мешок из рук Петра и уходит со своим товарищем.
Пётр, оглядываясь на Сергея, провожает их. Сергей отходит к ограде кладбища, делая вид, что хочет помочиться, но, когда солдаты ушли, быстро перелезает через ограду. Пётр видит это.
17
Кладбище. Между могил бежит Яков. Сергей — выходит из-за памятника.
— Ну, сосчитал?
Яков. Пятьдесят четыре, а пулемётов — три.
Сергей. Я тоже сосчитал: восемьдесят семь человек. Их ночью побили красные. Бежим скорей. По одиночке надо...
Яков. Погоди! Помнишь Казимира? Его избили, он в карман залез.
Сергей. Чёрт... иди!
Яков быстро уходит.
18
Пётр (подходит). Вы зачем солдат считали?
Сергей. А тебе что?
Пётр. Я знаю — зачем!
Сергей. Пошёл прочь.
Пётр. Вас красные подослали.
Сергей. Ах ты, сволочь.
Бросился на Петра, тот бежит. Сергей кинул куском кирпича вслед ему и тоже бежит в противоположную сторону.
19
Скачут три казака. Вдали, направляясь к лесу, — Сергей. Оглянулся
и, увидав солдат, бросился в лес.
20
Солдаты у опушки леса. Один из них говорит:
— Чёрт его поймает в лесу-то.
21
Идёт Яков, на ходу ест хлеб. Его догоняет Пётр. Догнал, схватил за волосы.
— Куда топаешь, а?
— Пусти!
— Зачем солдат считал?
— Просто — так! Пусти...
Пробует вырваться. Пётр повалил его, сел верхом на грудь.
— Шпионишь, сука? Я те дам... Хошь — в город отведу, белым отдам? Выпорют тебя и повесят.
Яков плачет.
22
Пётр и Яков идут рядом.
Пётр. Красные, белые, это мне — наплевать! Я — сам по себе живу. Не хнычь. Подручным моим будешь, не пропадёшь.
Яков. Сергея жалко.
Пётр. Его уж повесили. Чёрт с ним. Таких — много.
23
Город. Маленькая площадь. Ларьки, на них торгуют разной мелочью и съестным: колбасами, булками. Много белых солдат, казаков — есть пьяные. Проходит под конвоем группа евреев, почти все — старики. Солдаты и обыватели свистят, ругаются. На углу улицы, на тумбе, сидит старая еврейка, у ног её — корзина с булками, она смотрит вслед арестованным, шепчет, шевелятся губы. Из-за угла выходит Яков, Пётр, хватают булки, бегут. Еврейка вскочила:
— Ой-ой!
Полупьяные обыватели хохочут, кричат.
— Беги, беги, парнишки. Прозевала товар, чертовка.
24
Пётр и Яков на окраине города, сидят на земле, под забором, едят булки.
Пётр (учит). У жидов можно всё воровать, для них — законов нет. Украдёшь — люди над ними же смеяться будут.
Яков. Нехорошо это. Воровать, так у всех.
Пётр. Болтай чепуху! За всех полиция вступится, башку тебе свернут.
Голодный год
1
Поздний вечер. Сумрак, на станции уже горят фонари. На перроне — Яков. Подходит поезд смешанный, пассажирские и товарные вагоны. С тормозной площадки вагона соскочили двое маленьких оборванцев. Яков присмотрелся к одному из них и кричит:
— Сергей!
Разговаривают. Сергей и его товарищ делятся хлебом. Затем все, когда поезд отправился, залезают на площадку.
2
Окраина провинциального приволжского города. Старое, казарменного типа, здание — приют для голодающих детей.
Служебная комната. За столом сидит лысый человек, курит и пишет. Входит женщина.
— Привезли ещё партию крестьянских детей, сорок три.
— Вы знаете — нам некуда поместить их.
— За вчерашний день и сегодня убежало двадцать шесть человек.
— У нас нет возможности удержать бегущих. Устраивайте новых, как-нибудь. Всё равно — разбегутся.
3
Двор приюта. Несколько десятков вялых детей. Человек пятнадцать нехотя собирают различный мусор, носят его в корзинах куда-то. Большинство сидит и лежит у стен дома. Подчеркнуть слабость и вялость детей.
4
Детдом. Учебная комната. На партах человек тридцать мальчиков и девочек. Учительница рассказывает им что-то. Слушают человек пять, семь, остальные возятся, шалят. Учительница кричит:
— Дети — тише. Если вы хотите учиться...
Крики:
— Не хотим. Скушно.
5
В окне разбито стекло, на пол падает камень. Дети вскакивают, бросаются к окну, кричат:
— Дерутся!
Большинство выбегает из комнаты.
6
Двор. Бешеная свалка. Пользуясь тем, что она привлекает общее внимание, трое ребятишек кидают камнями в стёкла окон. По двору мечется, разнимая драчунов, молодая девушка, её хватают за юбку, бросаются под ноги ей. Количество дерущихся увеличивается. Из дверей, из окон нижнего этажа выбегают, выпрыгивают новые бойцы. Свист, крик.
7
Пожилая женщина, стоя в окне, звонит в колокольчик. Человек в тёплом пальто и валенках, подходя к ней, говорит сердито:
— Их надо водой разливать из пожарной кишки.
— Может, утопить? Да?
— И это неплохо! Куда их, к чёрту, эдаких?
8
Усилиями человека в пальто, хромого в солдатской фуражке и трёх женщин дети согнаны в угол двора, стоят, сидят, лежат, точно позируя фотографу. Кое-кто в стороне плачет. Все устали от возни и возбуждения. Пожилая женщина говорит:
— Дети. Нельзя так буйно вести себя...
Голоса:
— Нам скучно. Я не хочу учиться.
— Отпустите меня, а то я всегда буду озорничать.
— И я.
— И мы.
— Я тоже...
9
В калитку ворот входит милиционер, подошёл к женщине, говорит:
— Примите детей...
— Ещё! Сколько?
— Двадцать семь. Деревенские. На вокзале собраны.
— Но у меня переполнено.
— Дело не моё...
10
Во двор один за другим входят ребятишки от 7 до 13 лет. Старожилы — в большинстве — вскакивают, окружают их, разглядывают, толкают:
— Эх, какие морёные тараканы!
11
На дворе несколько групп. В центре каждой — новички, рассказывают о голоде в деревнях Поволжья. Вместе со старожилами их рассказы слушают и девицы, служащие детдома.
12
Николка Язев, парнишка лет 13, ходит от группы к группе, спрашивает новичков:
— Курящих — нет? Эх вы, лапти...
13
Язев, насвистывая, подошёл к воротам, за ним следят, медленно с разных сторон приближаясь к нему, ещё два мальчика.
14
Язев и два его товарища идут по улице. Навстречу им — старуха с узелком под мышкой. Язев говорит товарищам:
— Повёртывай в проулок.
Они быстро идут вперёд, а Язев разминулся со старухой, оборотился, вырвал узелок из-под мышки её и бежит.
15
Старуха — кричит:
— Батюшки, проклятые...
Пустырь. Посредине его — полуразрушенная печь, торчит труба, вокруг разбросаны кирпичи, за печкой — остатки полуобгоревшей стены дома, в ней зияют двери и два окна. За стеной сидит группа беспризорных, перед ними бочонок солёных огурцов, валяется бутылка из-под водки, другая ещё не начата, стоит на кирпиче. Парень лет 16–17 — Казимир — держит в руке новенькую эмалированную кружку и говорит, трое ребят жуют хлеб, едят огурцы. Узбек задумчиво курит папиросу.
Казимир. Лучше быть вором, а не нищим. Мы ведь не старики, чтобы милостыню просить. Верно?
Узбек. Это — верно. Очень.
Казимир. То-то!
Узбек. Просить — стыдно. Воровать не стыдно.
Казимир. Во-от!
Горький М. Преступники // Горький М. Собрание сочинений в 8 томах. Том 8. М.: Гослитиздат, 1949.