‹…›

14 сентября 2009 года

В 1980 году в музей Национальной киностудии имени А. П. Довженко пришла женщина. В руках у нее была амбарная книга, которая хранилась в ее доме больше сорока лет. Вероятно, хозяйке тяжело было с ней расстаться, поскольку содержанием книги были рабочие материалы фильма «Строгий юноша», собранные Исаем Леликовым, ассистентом Абрама Роома.

Дневник ассистента режиссера.

Исай Леликов умер в 1946 году, его жена Александра Николаевна Лызлова-Леликова сохранила, пронесла сквозь войну и оккупацию его материалы: раскадровки, которые делал ассистент для режиссера; хронику съемок; варианты решения разных сцен; записи обсуждений отснятого. Бесценный материал, позволяющий реставрировать, пусть и фрагментарно, ход работы над фильмом, динамику авторского решения, режиссерскую лабораторию — между строкой и кадром ‹…› ^[1]

 

15 сентября 2009 года

Писали сценарий в Одессе. Через 29 дней в шкафу гостиницы «Континенталь» накопилась груда исписанной бумаги, черновики, а Роом и Олеша с готовым сценарием отправились сначала в Харьков, к А. Е. Кор­ней­чу­ку, литературному консультанту Киевской фабрики, а затем в Киев. ‹…› В Киеве сценарий был принят безоговорочно, а будущий фильм наперед зачислен в разряд выдающихся работ.^[2]

16 сентября 2009 года

Писатель Ю. Олеша закончил работу над сценарием «Волшебный комсомолец». Тема фильма — «третий комплекс ГТО», морализированный комплекс поведения нового человека. Киевская кинообщественность, дирекция фабрики и руководство треста «Украинфильм» приняли сценарий безоговорочно и считают его выдающимся произведением искусства. На подготовку фильма намечен режиссер А. Роом. В первом квартале 1935 года фильм выйдет на экраны.^[3]

Режиссер долго не мог решиться. В сценарии Ю. К. Олеши был выписан некий недостижимый, но желаемый тип человека. Первый вариант сценария назывался «Волшебный комсомолец». Успех дела зависит от актера, играющего волшебного комсомольца. Олеша дает ему земное имя — Гриша Фокин, но от этого не легче. Задача режиссера — найти в Советском Союзе юношу, обладающего помимо актерского таланта и обаяния, помимо достойных внешних данных, еще и внутренним содержанием, тайной, что сидит внутри актера и светится в его глазах. Волшебный — значит, небытовой тип. Немного над всеми...

17 сентября 2009 года

Абрам Роом рискует и отправляется в экспедицию, не имея актера на главного героя.

Группа сидела у самого синего моря, грелась в лучах южного одесского солнца и... почти ничего не снимала. Все шло на холостом ходу, впустую...^[4]

В «погоне за солнцем» коллектив А. Роома выехал в Одессу, не имея законченного режиссерского сценария. Не был подобран актерский ансамбль. В то время как коллектив уже находился в киноэкспедиции, ассистент метался между Киевом, Москвой и Ленинградом. Лишь в конце октября артист Дмитрий Консовский приехал в Одессу для совместных съемок со Штраухом.^[4]

18 сентября 2009 года

С этих слов Ю. Олеши можно начать фильм.

Есть тип мужской наружности, который выработался как бы в результате того, что в мире развивалась техника, авиация, спорт. Из-под кожаного козырька шлема пилота, как правило, смотрят на вас серые глаза. И вы уверены, что когда летчик снимет шлем, то перед вами блеснут светлые волосы. Вот движется по улице танк. Вы смотрите. Под вами трясется почва. Вдруг открывается в спине этого чудовища люк, и в люке появляется голова. Это танкист.
И, разумеется, он тоже оказывается светлоглазым. Светлые глаза. Светлые волосы, худощавое лицо, треугольный торс, мускулистая грудь — вот он, тип современной мужской красоты. Это красота красноармейцев, красота молодых людей, носящих на груди значок «ГТО». Она возникает от частого общения с водой, машинами и гимнастическими приборами. Вот такой человек стоит сейчас перед Машей, на траве среди ромашек, в ярком сиянии солнца. Встреча.^[5]

Лучше сказать о Дмитрии сложно.

20 сентября 2009 года

Это тип юноши, каким мы мечтали стать, когда были молодыми.^[5]

К тому же актер должен быть сильным: чтобы произносить монологи Олеши, нужно убедительно звучать. Зритель, слушая их, должен был оторваться от грешной земли, подняться вверх вместе с креслом зрительного зала и увидеть будущее. Светлое. Настоящее, видимо, и тогда мало устраивало Юрия Карловича. Брутальные тридцатые! Их герои ранили писателя. Все чаяния у него были связаны с будущим. Нежность.

Целый ряд человеческих чувств кажется мне подлежащим уничтожению. Например? Чувства жалости, нежности, гордости, ревности, любви — словом, почти все чувства, из которых была создана душа человека кончающейся эры. Эра социализма создаст взамен прежних чувствований новую серию состояний человеческой души. Вы, я вижу, не понимаете меня? Гонениям подвергается коммунист, ужаленный змеею ревности. И жалостливый коммунист также подвергается гонениям. Лютик нежности, ящерица тщеславия, змея ревности — эта флора и фауна должна быть изгнана из сердца нового человека. Вы извините, я говорю красочно, витиевато. Вам не сложно? Благодарю Вас! Воды?! Нет, я не хочу воду. Я люблю говорить красиво.^[6]

И вложил этот монолог Олеша в уста, скажем так, «не героя». «Жалкого клоуна». И симпатии писателя не на его стороне. Нежность, жалость, ревность, страдание — вот чему хотел дать прописку в будущем Юрий Олеша.

21 сентября 2009 года

Конечно, местом действия «Строгого юноши» Олеша мог выбрать только Одессу — город своего детства. Ему нужно солнце, зной, «чердаки, прожигаемые солнцем, желтый солнечный запах, груды солнца».

Желтые жаркие дни в дынных корках, в чаду жарящейся рыбы, криках кухарок и разносчиков, взвизгиваниях ножей... атмосфера чувственного благополучия.^[7]

Место действия здесь уже персонаж. И любовный треугольник — всего лишь фигура. Отвлекающий маневр, форма для того, чтобы говорить о третьем комплексе ГТО, о философии страдания человека в будущем обществе.

24 сентября 2009 года

На Киевскую фабрику возвратилась из экспедиции группа режиссера А. М. Роома, снимающая фильм «Строгий юноша». Натурные съемки производились в Одессе. В этом году предполагалось снять в экспедиции все натурные эпизоды на даче профессора Степанова. Но экспедиционный план съемок выполнить не удалось. Снято лишь незначительное количество сцен с Цитроновым (Штраух), Машей (Жизнева) и Гришей Фокиным (Д. Консовский).

План натурных съемок был сорван в силу неорганизованности экспедиции. Виноват и А. М. Роом, и дирекция Киевской фабрики, отправившая в экспедицию совершенно неподготовленную группу.

Для окончания съемок дачи профессора Степанова коллектив режиссера А. Роома будет вынужден весной 1935 года снова выехать в Одессу. Весной будущего 1935 года будут сняты и основные натурные сцены: «стадион», ж/д станция, улица города. Сцены, происходящие на даче профессора Степанова, — эпизод из сна Гриши (Д. Консовского) — будут сниматься в павильоне.

Теперь положение несколько изменилось. Роль Степанова исполнит Ка­ча­лов (Юрьев), режиссерский сценарий утвержден. С 10 декабря в Киеве начнутся съемки в ателье. В декабре и январе будут сняты павильоны костюмированного оперного зала + театр с участием Качалова (Юрьева). В январе — павильоны в Москве. В июле 1935 года картина должна быть готова.^[8]

Но все пошло по-другому.

25 сентября 2009 года

Ирина Николаевна Гращенкова рассказала, что для кадра «Гриша Фокин за решеткой дома Степанова» искали особенную ограду. Нашли. Массивная, чугунная ограда надежно защищала детский туберкулезный санаторий. Ее демонтировали, привезли к месту съемок. Ограда была необыкновенно тяжелая. «Просто режиссер давно видел такой выразительный кадр: фигура героя за кованым кружевом ограды в стиле модерн, перегородившей весь план». В фильме Роом доведет этот образ «чужой ограды» до предельной остроты. Железные узоры словно врезаются в лицо Гриши.

Начал ли он Дмитрий Консовский сниматься в павильонных сценах в Москве, если был арестован 3 декабря ночью?

26 сентября 2009 года

Гриша Фокин и Степанов — соперники, но не антагонисты. Да и чувства здесь не главное. Это не любовный треугольник и не буря страстей. Это идеи, одетые в пиджак профессора, платье профессорской жены, рубашку комсомольца. И под каждым — рука кукольника Олеши. Он и Степанов, обращенный в старое доброе прошлое, и Гриша, вперед идущий. Но никуда они не пойдут и ничего не сделают. Они идеи, бесплотные кинотени.

Вот почему в «Волшебного комсомольца» так вцепились поборники реализма. Но это не форма без содержания. Здесь не люди, а концепции говорят. Если бы противники Олеши взглянули под этим углом — все бы для него закончилось в год выхода пьесы.

Второй комплекс ГТО — это система качеств гражданина Советского Союза, готового к социалистическому труду и обороне отечества. Тогда что же такое третий комплекс?

Во-первых, скромность. Чтобы не было грубости и развязности. Дальше: искренность. Чтобы говорить правду. И т. д.^[9]

В скором будущем эти слова объяснят смелое поведение Консовского на допросах. А эти вступят в противоречие с истинными мыслями актера:

Гриша Фокин скажет, что равенство при социализме искореняется понятием соревнования. На лучших следует равняться, а лучшие — это вожди.^[9]

Но рифмой жизни Консовского станет теория всепобеждающего страдания от профессора Степанова.

Когда в мире нет денежного тумана, нет разделения на богатых и бедных, то страдание становится законной частью человеческой жизни. Так я думаю. И мне кажется, что я не ошибаюсь. И я думаю, что уметь переносить несчастья — есть высшая человечность.^[9]

Олешу сравнивали с Оскаром Уайльдом и его De Profundis. Надо ли говорить, что крайний индивидуалист Уайльд был не в чести.

Временами мне кажется, что страдания — единственная истина. Все другие ощущения могут быть обманом зрения или обманом желаний, они созданы, чтобы делать слепыми глаза и гасить желания. Только из страдания создаются миры. Где рождается ребенок и звезда — там и боль. Более того, страдания — напряженнейшая, величайшая реальность мира.

Теперь же мне кажется, что любовь, какого рода она бы ни была, — единственное возможное объяснение той чудовищной безмерности страдания, которое разлито на свете. Я не могу себе представить другого объяснения. Я убежден, что другого нет. И если действительно миры, как я раньше сказал, создаются страданием, то они создаются силой любви: потому что иначе не могла бы душа человеческая, для которой создан мир, достигнуть полного совершенства. Наслаждение нужно, чтобы было прекрасно тело, боль — чтобы стала прекрасна душа.^[10]

Считали, что в словах профессора Степанова Олеша всего лишь более или менее удачно перефразировал Оскара Уайльда.

27 сентября 2009 года

Развернувшаяся на страницах печати полемика вокруг сценария предопределила судьбу будущего фильма. Пакентрейгер в газете «Кино» от 10 августа 1934 года в статье «О равенстве и мировой скорби» писал:

Олеша составил какие-то «десять заповедей» — о скромности, искренности, великодушии, щедрости, сентиментальности, жестоком отношении к эгоизму, целомудрии. Страдании!!! Какое-то Евангелие. Мне все это непонятно! Мне почти не приходилось думать о таких вещах, особенно о том, что Олеша говорил после чтения пьесы. Ему грустно, что одни живут, другие умирают, одни болеют, другие выздоравливают. Он не только испытывал нашу общую радость, когда возвращались челюскинцы, но и грустил, когда думал о матери погибшего Бориса Могилевича. Но если так думать, конечно, будет грустно. Надо работать, тогда будет и радость. Не надо замалчивать страданий.

От неравенства умов, способностей, характеров нынешняя молодежь тоже страдает. Но это неравенство не повергает нашу молодежь в мировую скорбь. «Я не хочу погибать. Никто не хочет погибать. А если погибать, то за дело, за большое общее дело». Такая постановка вопроса влечет за собой и разрешающую радость, словом, иное отношение к «Мировым скорбям». Олеша разбудил внимание к этим вопросам, но не разрешил.

Этот строгий юноша ведь тоже является в конечном счете все еще сыном старой, а не новой пролетарской интеллигенции, хотя и обрисован отменным физкультурником. Если Олеша хотел дать юношу таким, то пьеса должна была показать, что в среде старой интеллигенции встречаются юноши, идущие не только в ногу с пролетарской молодежью, но и сливающиеся с нею окончательно.^[11] ‹…›

3 октября 2009 года

В «Ни дня без строчки» Юрий Олеша записал:

О том, что убит Киров, я узнал утром в Одессе в Лондонской гостинице. Киров был убит 1 декабря 1934 года. Берусь утверждать, о том, что арестован исполнитель главной роли, съемочной группе стало известно 3 или 4 декабря 1934 года^[12]. ‹…›

7 октября 2009 года

Я очень часто ухожу очень далеко, один. И тем не менее связь моя с некой станцией не нарушается. Значит, я сам в себе живу? Как же так? Неужели я ношу в себе весь заряд жизни? Неужели весь провод во мне? И весь аккумулятор? И я — вся моя жизнь? Очевидно, при каждом моем шаге с тех пор, как я явился в мир, мною заведует внешняя среда, очевидно солнце, которое все время держит меня на проводе, на шнуре, и движет мною и является моей вечно заряжающей станцией. ‹…› Что бы я ни сделал, куда бы я ни пошел, во сне ли, бодрствуя, в темноте, юным, старым, — я всегда был на кончике луча.^[13]

Юрий Олеша. Финал «Ни дня без строчки». Солнечное одесское лето 1934 года. ‹…›

Булгакова А., Вершинин-Консовский Н. Волшебный комсомолец // Сеанс [Блог]. 2013. 5 марта.

Примечания

1. ^ Гращенкова И. Между строкой и кадром // Искусство кино. 1996. № 11.
2. ^ Гращенкова И. Абрам Роом. Искусство, 1977.
3. ^ Кино. 1934. № 30. 28 июня.
4. a, b Кино. 1934. № 24. 22 ноября.
5. a, b Олеша Ю. Строгий Юноша. Пьеса для кинематографа // Новый мир. 1934. № 8
6. ^ Олеша Ю. Зависть // Олеша Ю. Избранное. М. Худ. лит., 1989. С. 71.
7. ^ Олеша Ю. Ни дня без строчки. С. 118
8. ^ Кино. 1934. № 24. 22 ноября.
9. a, b, c Олеша Ю. Строгий юноша.
10. ^ Уайльд О. De Profundis (Цит. по: Иваницкий И. Строгий юноша // Кино. 1934. № 33. 22 июля).
11. ^ Пакентейкер С. О равенстве и мировой скорби // Кино. 1934. № 36. 10 августа
12. ^ Олеша Ю. Ни дня без строчки.
13. ^ Там же. С. 303