Сценарий написан при участии режиссера Леонида Лукова.
Вечер. Закат. По главному ходу Уральской железной дороги к востоку на большой скорости идет товарный поезд.
Поезд огибает гору, проносится по мосту через реку и идет по прямой мимо желтых полей, густого кустарника и мачт высоковольтной передачи.
На горизонте виднеются далекие силуэты домен и кауперов.
В будке паровоза за правым крылом сидит машинист Андрей Швецов, двадцатипятилетний худощавый парень в косоворотке и форменной фуражке. Помощник машиниста Павел Верба, открыв топку, разравнивает огонь. Он одних лет со Швецовым. Лицо его в мазуте и копоти. Кочегар Василий Сысоев стоит на тендере и из шланга поливает водой уголь. Он в комбинезоне и в кепке, надетой козырьком назад.
— Вижу зеленый! — высунувшись из окна, кричит Швецов.
— Зеленый! — повторяет Верба.
Впереди зеленый свет семафора.
Верба. Через час будем в депо. Я бы на твоем месте заранее умылся.
Швецов. Зачем?
Верба. А вдруг нас будут встречать с оркестром да еще вдобавок тебя захочет кто-нибудь обнять не только по общественной, но и по личной линии.
Сысоев. А что же, вполне возможно! Двадцать тысяч километров без промывочного ремонта!
Швецов, Верба и Сысоев молча идут по пустой платформе. Их никто не встретил. Вдруг на платформе появляется девичья фигура.
Швецов. Катя? (Он с ласковой насмешливостью сдвигает чуть-чуть набекрень форменную фуражку на голове девушки.) А я думал, что за одинокая фигура?
Швецов берет Катю под руку. Верба и Сысоев идут сзади. Они пересекают полотно. Разноцветными точками светятся стрелки. Слышна перекличка рожков.
Катя (взволнованно). Здесь такое творилось! Вы идите прямо в клуб. Там уже началось открытое партийное собрание. Ты только не волнуйся.
Швецов. А я еще не знаю, с чего мне волноваться-то. Может, объяснишь?
— Пахомова! — строго кричит кто-то из окна станционного здания, мимо которого они проходят. — Кто на дежурстве? Ты или я? К телефону.
Катя (крепко пожимая руку Швецову). Не думала я, что ваш начальник депо такой вредный! Но ничего, вот увидишь, все равно все уладится! (Скрывается в дверях.)
Зрительный зал клуба. На маленькой сцене стол, накрытый кумачевой скатертью. За ним рядом с заместителем начальника политотдела дороги Михайловым, еще совсем молодым человеком, сидит начальник депо Баранов, полный сорокалетний мужчина. Председательствует отец Кати, секретарь партбюро машинист Пахомов, крупный, наголо бритый, с густыми черными бровями.
Громыхая железными сундучками, пробираются между рядами Швецов, Верба, Сысоев. Они находят два свободных стула и садятся на них втроем.
Пахомов. Переходим к последнему пункту повестки дня. «По поводу приказа начальника депо об увольнении Швецова, Вербы и Сысоева».
Сысоев. Кого уволили?
Верба. Говорят, нас!
Швецов (сжимая локоть Вербы). Спокойней, Паша! Пусть тот, кто нас уволил, волнуется!
Пахомов. Партийное бюро настаивает на немедленной отмене приказа. С мнением бюро согласен заместитель начальника политотдела дороги товарищ Михайлов.
По рядам передают записку Швецову.
Швецов (еще не развертывая записки, встает, обращаясь к президиуму). От имени уволенной бригады прошу, если можно, огласить приказ.
Михайлов. Справедливо.
Баранов. Хорошо. (Поднявшись, медленно читает.) «За неоднократное нарушение установленной нормы технической скорости на перегонах и за демонстративное игнорирование моих устных предупреждений машиниста А. С. Швецова, его помощника П. Ф. Вербу и кочегара В. А. Сысоева уволить с 23 июля 1935 года».
Тихомиров (старик машинист с продолговатым бритым морщинистым лицом, приподнимается, опираясь на палку). Строгого выговора достаточно!
Голос. Превысил власть, Баранов!
Лебедев (молодой коренастый машинист в кожанке, постриженный под «бокс»). Не превысил, а воспользовался!
Баранов. Позвольте объяснить.
Пахомов. Слово имеет начальник депо товарищ Баранов.
Швецов (неожиданно встав). Разрешите сначала слово к порядку ведения. На партийном собрании присутствует враг. Не оглядывайтесь! На лбу у него это не написано. Но вот мне прислали записку (читает). «Тише едешь — дальше будешь, а не то башку свернем! По таким ударникам, как ты, могила скучает!» (Потрясая запиской.) Думают нас запугать. Не запугают! Мы не из пугливых!
Кулагин (машинист с окладистой бородкой, вставая и оглядываясь). Поговорил бы я с сочинителем с глазу на глаз!
Швецов (к президиуму). Разрешите, раз уж начал. Да, наша бригада превысила установленные нормы скорости! Но во имя чего? Во имя того, чтобы гражданин Баранов...
Баранов (перебивая). Уж гражданином назвал... Просил бы оградить!
Швецов. Во имя того, чтобы гражданин Баранов отметил нас приказом об увольнении? Нет! У нас все депо покалеченными паровозами забито, а те, что ходят — ходят, как черепахи. И это когда? Когда Водопьянов и Молоков в Арктику летают, когда стратостат на шестнадцать тысяч метров поднимается! Когда в Москве метро пущено! Мы решили...
Баранов. Кто это «мы»?
Швецов. Верба, Сысоев и я решили открыть большой клапан, который был закрыт столько лет, сколько существует на свете локомотив. В Донбассе Кривонос его открыл, а здесь — мы!
Баранов. А я вам это своею властью не разрешал.
Швецов. А вы для нас еще не вся советская власть! Товарищи, мы открыли тем самым не только клапан, мы как бы вторично открыли паровоз!
Тихомиров. Скажи, пожалуйста, новый Ползунов объявился у нас в Озерной! (К Михайлову, насмешливо.) Ученик-то мой, оказывается, паровоз изобрел — изобретатель!
Михайлов. Ученик ваш — большевик!
Швецов. Мы почему за это взялись? Потому что у нас за депо душа болит.
Баранов (с усмешкой). Ночей не спишь!
Швецов. Случается, и не сплю.
Баранов. На курорт тебя нужно отправить.
Швецов. Вы уже отправили, благодарю!
В двери клуба уже без форменной фуражки, в платке, входит Катя и останавливается, прислонясь к стене.
Швецов. Если мы увеличим техническую скорость паровоза, если сами будем производить профилактический ремонт без слесарей, если нашему примеру последуют другие, мы тем самым дадим стране тысячи паровозов без постройки этих паровозов. Вот в чем гвоздь нашей езды.
Михайлов (к Баранову, тихо). А приказ-то ведь отменить придется!
Баранов. Приказ голосованием не отменяется! Я еще на вас начальнику дороги жаловаться буду!
Поздний вечер. По поселку идут Швецов и Катя. Они останавливаются возле белого домика.
Швецов. Не пущу. Вынеси гитару.
Катя. Отец заругается.
Швецов. Хочешь, сам зайду?
— Что ты, Андрей! — испуганно говорит Катя и осторожно стучит в окно.
Женский голос. Катя?
Катя (громким шепотом). Дайте гитару, мама.
Женский голос. Спать пора!
Катя (умоляюще). Дайте, мамочка, только чтобы отец не слышал.
Стараясь не скрипеть половицами, Любовь Игнатьевна в полутьме проходит в соседнюю комнату, где на кровати лежит Пахомов. Падает задетый стул. Любовь Игнатьевна испуганно останавливается.
Пахомов (насмешливо). В углу гитара.
Любовь Игнатьевна достает гитару и, открыв окно, протягивает ее Кате.
Пахомов. Не заметили, а дочке-то двадцать.
Любовь Игнатьевна. Ну и что с того?
Пахомов. Швецов парень неплохой. И умный.
Любовь Игнатьевна. Умных с работы не увольняют.
Пахомов. Тут политика.
Любовь Игнатьевна. В политике не понимаю.
Пахомов. Пора понимать. Восемнадцатый год пошел.
Любовь Игнатьевна. Что?
Пахомов (улыбнувшись). Не тебе. Советской власти.
Сквер, лужи, мокрые скамейки. На железном сундучке Швецова сидят Катя и Швецов, тихо перебирающий струны гитары.
Швецов. И никуда я в другое место не пойду, а как раз тут в депо и останусь. В случае чего, Михайлов поможет. Поможет — выше пойду! Лето погуляем, а осенью поженимся. Верно или нет?
Катя. Не знаю.
Швецов. А кто же знает? Может, у твоей матери спросить?
Катя. Сначала у меня.
Швецов. А я и спрашиваю.
Катя. Сам спрашиваешь, сам отвечаешь. А если я осенью в вуз выдержу и в Ленинград уеду? Как тогда быть?
Швецов. А ты срежься!
Катя. Нет, уж я выдержу. Не век мне дежурной по станции сидеть.
Швецов. Некоторые другие сидят, и ничего.
Катя. Некоторые другие и на паровозах по-старинке ездят.
Швецов. Так то я!
Катя. А то я!
Швецов. Скажи просто, не любишь — и все. (После паузы.) Ну, за что ты на меня сердишься?
Катя. А за то, что я бы тебе никогда не сказала: срежься! Я бы с тобой вместо этого ночи за книгами сидела, чтобы не срезался.
Швецов. Даже если б уезжал?
Катя. Даже.
Совсем близко раздается заливистый пересвист.
Катя. Кто это?
Швецов. Не бойся.
Из темноты возникают две мужские фигуры в нахлобученных кепках. Швецов спокойно и даже громче, чем раньше, продолжает перебирать струны гитары.
Первый. Людей заработка лишаешь? Портрета в газете захотел?
Второй. Сейчас разрисуем тебе портрет!
Швецов, вскочив, одним ударом сваливает на землю первого парня и, гонясь за повернувшимся бежать вторым, наотмашь бьет его гитарой по голове и спине. Звенят лопнувшие струны, летят щепки. Первый парень тем временем вскакивает и убегает.
Швецов (возвращаясь). Натравил кто-нибудь, не иначе. Дураки! Думают, если паровоз не калечить, так у них заработка не будет! Жаль, что не догнал, а то бы объяснил.
Катя (подбирая обломки гитары). Ты уж объяснил. Один бантик остался.
Швецов. Ничего, новую купим!
Голос Вербы. Швецов!
Голос Сысоева. Андрей Сергеевич!
В сквер вбегают Верба и Сысоев.
Верба. Баранов ждет тебя у вас дома.
Швецов. А я его сейчас выгоню, чтоб не ждал!
В небольшой чистенькой комнатке, украшенной фотографиями, сидит Баранов. Напротив него отец Швецова, Сергей Романович — прямой, широкоплечий, усатый, в железнодорожной тужурке. Мать Швецова Наталья Григорьевна, маленькая, полная женщина, гладит на столе рубашку.
Швецов (входя, к Баранову). Зачем пришли среди ночи?
Наталья Григорьевна. Ты как разговариваешь с гостем?
Швецов (угрюмо). А что вы, мама, гладите при гостях? Вы ему чаю предложите, раз он гость.
Баранов. Хорошее сообщение, Андрей Сергеевич!
Швецов (все также угрюмо). Для кого?
Баранов. Для всех нас... — для депо...
На пороге появляются Верба, Сысоев, Катя.
Швецов. Значит, для вас оно плохое.
Наталья Григорьевна. Прикуси язык!
Швецов. Молчу.
Баранов. Получена телеграмма. (Вынув из кармана пиджака, торжественно читает.) «Правительственная. Молния. Станция Озерная. Большой Уральской. Депо. Баранову. Копия Швецову. Обеспечьте прибытие в Москву к двадцать пятому июля на совещание работников железнодорожного транспорта машиниста Швецова». (Швецову.) То есть с рассветом тебе выезжать. Сам народный комиссар подписал!
Швецов. А вы ответьте народному комиссару: Швецов прибыть не может по случаю увольнения.
Баранов. Не балагурь, не до шуток. Прислушался к мнению общественности, к критике и отменил приказ.
Верба. То-то!
Раннее утро. Ветер. По небу бегут быстрые рваные облака.
На перроне провожают Швецова Катя, Пахомов, Баранов, Сысоев и Верба с гармонью.
Поеживаясь от утренней прохлады, высунулись из окон разбуженные музыкой пассажиры скорого поезда Хабаровск - Москва.
Баранов (заискивающе). Вчера не встречали, зато сегодня с музыкой провожаем.
Пахомов (на ухо Швецову). Главное, скромно. Помни: скромно. А будешь выступать — не волнуйся.
Из двери с надписью «Медпункт» выходит высокий парень с забинтованной головой.
Швецов (Пахомову). Минутку! (Подойдя к парню, насмешливо.) Где-то я тебя видел...
Парень (мрачно). Что ж, заяви в милицию.
Швецов. На первый раз подожду. А второго не будет. Так, что ли?
Поезд трогается.
Рядом с поездом, все убыстряя шаг, идут под руку Швецов и Катя. Из окон кричат обеспокоенные пассажиры:
— Товарищ, опоздаете!
— Прыгайте! Катя. Садись!
Швецов (смеясь). Не сяду. Сначала ответь, любишь или не любишь?
Катя. Не дури! От поезда отстанешь!
Швецов. Пока не ответишь, не сяду!
Катя. Ну так я сяду!
Она вскакивает на подножку вагона так внезапно для Швецова, что он от неожиданности успевает вскочить только в следующий вагон. Увидев это, Катя легко спрыгивает на платформу, и Швецов, которому уже неловко на глазах у всех выскакивать обратно, с растерянным лицом проезжает мимо нее.
— Уважаю! — вдогонку ему, сложив руки рупором, смеясь, кричит Катя.
Симонов К. Аграненко З. Жизнь Андрея Швецова (Лит. сценарий) // Искусство кино. 1952. № 6.