Когда Александр Столпер готовился к съемке фильма «Живые и мертвые», Симонов, по своему обыкновению, писать сценарий не стал, поручив и доверив это самому режиссеру. Это не значит, что Симонов отстранился и не принимал участия в доводке сценария. Много авторских подсказок, поправок, находок вошло в окончательную редакцию. Столпер говорил мне, что Симонов еще никогда так усердно не работал над текстом. Наступила пора приглашать актеров. И именно этим были заняты автор и режиссер, когда мы втроем прогуливались по Южной аллее дачного поселка в Красной Пахре.
Симонов и Столпер — старые друзья. В дни кратковременного творческого отпуска Симонова, единственного за годы войны, они виделись в Алма-Ате, куда эвакуировалась киностудия «Мосфильм». Столпер снимал тогда фильм по пьесе Симонова. В повести «Двадцать дней без войны» можно найти выразительный, пластичный портрет Столпера: «...хотя режиссер старается идти быстро, ему это трудно; сильно нагнувшись вперед, закинув руки за широкую, словно надломленную в пояснице спину, он разговаривал на ходу с тем чуть заметным напряжением, с которым люди говорят, когда превозмогают боль».
Симонов на роль Синцова предложил Кирилла Лаврова. Столпер охотно согласился, на днях Лаврова вызовут на кинопробы из Ленинграда.
Значительно труднее было подобрать актера на роль Серпилина. Перебрали несколько фамилий — не то, не то, не то... У мостика, ведущего на Малую аллею, Симонов остановился как вкопанный, сосредоточенно помолчал и неожиданно выпалил:
— А что, если нам попробовать Папанова?
Нужно было видеть в тот момент выражение лица Столпера. Он вообще не хорошо слышал и решил, что ослышался... Но Симонов внятно и твердо еще раз произнес фамилию. Столпер растерялся:
— Ты, Костя, серьезно или шутишь?
— Совершенно серьезно. Недавно я видел пьесу Назыма Хикмета «Дамоклов меч». Папанов играл безработного боксера. Неожиданно мне открылась трагическая сторона его комедийного дарования, и я подумал, что он может подойти на роль Серпилина.
— Но при появлении его на экране зрители начнут улыбаться, предвкушая нечто смешное... Легко сказать — сыграть генерала... А хватит ли у него значительности?
— Не в том дело, хватит ли у него генеральской значительности. А дело, Шура, в том, что у Папанова лицо старого солдата. Не знаю его биографии, но даю руку на отсечение, что он был на фронте и хлебнул солдатского лиха. Ты понимаешь меня? В свое время, если бы не было Тенина, Папанов вполне мог сыграть «человека с ружьем». Глядя на Папанова, зритель поверит: прежде чем надел генеральскую папаху и галифе с лампасами, наматывал портянки, ходил в кирзачах или ботинках с обмотками.
В то время я работал со Столпером на «Мосфильме», был главным редактором Второго творческого объединения, которым руководил Иван Александрович Пырьев (там и будут снимать фильм «Живые и мертвые»). Был близко знаком со Столпером, но никогда не видел его в таком недоумении в веселой растерянности: «Опять ты меня, Костя, разыгрываешь».
Папанова пригласили на кинопробу и по совету Симонова сыграли эпизод — знакомство Серпилина с комиссаром полка Шмаковым (артист Любецкий) Прозвучала реплика о том, что Серпилин незадолго до войны был разжалован, демобилизован и сидел в тюрьме, а позже реабилитирован по всем статьям.
— Ну вот и окончательно познакомились! — рассмеялся Шмаков, радуясь концу напряженного разговора. А то вдруг кому-нибудь из нас помирать, и вышло бы даже неудобно: не знали бы, какие инициалы в похоронной писать.
— Эх, Сергей Николаевич, брат мой во Христе и в полковой
упряжке! — покачал головою Серпилин. — Уметь помирать — это еще не все военное дело, а самое большее — полдела. Чтоб немцы помирали — вот что от нас требуется... Вот вы тут о смерти заговорили, и я вам тоже скажу, чтоб не возвращаться, чтоб вы меня до самых потрохов поняли. Помереть на глазах у всех я не боюсь. Я без вести пропасть не имею права! Поняли?»
Посмотрели кинопробу, у Симонова и режиссера сомнений не было: вот он, Серпилин!
Позже Симонов признавался, что когда писал роман «Солдатами не рождаются», перед его глазами стоял Папанов с его характерной негероической внешностью, его бытовыми интонациями; они оказались очень сочными и точными в устах генерала, Папанов помог автору сделать образ более пластичным.
Чрезвычайно любопытно, как была описана внешность Кутепова во фронтовом дневнике (цитирую по белорусскому сборнику «Солдатами были все»): «Это был высокий, худой человек с очень некрасивым усталым лицом, с ласковыми не то голубыми, не то серыми глазами и доброй детской улыбкой». Можно не сомневаться, что именно внешний облик Папанова побудил автора через пять лет вычеркнуть из текста выделенные мною слова.
Забегая вперед скажу, что спустя годы Симонов в безоговорочном согласии с молодым режиссером Алексеем Германом хотел поручить роль военного корреспондента Лопатина цирковому артисту Юрию Никулину. В этом, конечно, был известный риск. Может быть, Никулин понравился Симонову в отличном фильме «Когда деревья были большими»? Не знаю. Но кандидатуру Юрия Никулина не утвердили, не решались на клоуна надеть майорские погоны. Помню, Симонов в сердцах сказал: «Мы еще посмотрим, кто будет лежать на лопатках» — и сломил сопротивление кинодеятелей. Никулин надел очки, мешковатую военную форму, зажил на экране Василием Николаевичем Лопатиным. Можно спорить о частностях, но Симонов считал работу Юрия Никулина чрезвычайно интересной. Занятая в этом фильме актриса Лия Ахеджакова сказала в интервью: «Если бы меня спросили, где лучше Юрий Никулин — в „Двадцати днях без войны“ или кинокомедиях, я бы затруднилась ответить».
Воробьев Е. Самая трудная должность // Новый мир. 1983. № 2.