Католический священник из «некоего королевства», воспитанный на услужливости слугам царского режима и садическом разврате тихого монастыря, в качестве шпиона попадает после укрепления революции в тот самый город, где произошла подготовка его политического изуверства и религиозного злодейства.
За ним в этом преображенном революцией местечке числится смерть приютской девушки, родившей от него ребенка, трупик этого новорожденного, послуживший в руках клерикальных пройдох знаменем погрома, и попытка под видом исповеди выпытать у арестованного революционера Галинского тайну покушения на губернатора.
Столкнувшись в советском городке с Галинским, оказавшимся теперь представителем власти, и сестрой загубленной им девушки — Маринкой, карьеролюбивый ксендз Десницкий споткнулся на неудаче шпионажа. Он мечется между двумя огнями: между страхом наказанья от советской власти, если его разоблачит Маринка, и ужасом мести своих сообщников, если он их выдает.
Взвинченный безнадежностью положения, в которое его поставила религиозно — политическая карьера, он в страшном припадке срывает с себя рясу — в церкви, при смятенной толпе обывателей, под пристальным взглядом Маринки. Он сорвал работу своих сообщников и за это погибает смертью крысы, облитый керосином. Вы вспоминаете мохнатую крысу в тюремной камере, куда молодой священник приходил выпытывать тайну бомбы, не взорвавшей губернатора...
Я рассказал содержание картины для того, чтобы показать, что
тов. Гардину приходилось не только работать над постановкой, но и побеждать сценарий.
Картина сильна не сюжетом, а деталями, не действием, а мотивировкой действий отдельных лиц и превосходными эпизодическими характерами... Обывательская клиентура костела, провинциальные полицейские и восторженные погромщики сделаны с чувством и знанием эпохи и среды.
Хорошо, что Десницкий срывает с себя рясу в паническом припадке, а не по раскаянью. Развязка оправдана психологией, а не моралью. Но эта психология вырывается из личных переживаний трагического ксендза. Десницкий терпит крах не от укоризненных глаз Маринки, — он расшибается о более сильный и правомерный социальный порядок, построенный на земле, взрыхленной бомбой революционера из местечка.
Трудно сказать, кто играет лучше всего в этой картине. Все играют «лучше», а в особенности режиссер, сумевший найти и показать много нужных лиц и положений. Мы боимся перехваливать Кутузова. Он отлично дал тип молодого эпикурейца и карьериста, с трудом сдерживающего свое волнение при садическом избиении девочки и мечтах о епископской митре. Но кажется, что некоторые его демонические изгибы и позы чрезмерны.
Хороши тщательностью и скромностью игры все ксендзы, а особенно Рогожин, подчеркивающий сильный характер убежденного фанатика несколькими типичными жестами.
Нина Ли бегает под Мэри Пикфорд. Но ноги у нее свои, и надо думать, что она научится бегать по-своему.
Советские люди в картине поражают своей убедительностью. Они не произносят речей и действуют в соответственной им обстановке. Вам кажется совершенно простым превращение бывшего политического арестованного в представителя власти в защитной гимнастерке. И то, что он не выгоняет явившегося к нему ксендза, а разговаривает с ним, вытекает с естественностью из его роли советского администратора, а не фальшивого героя.
В картине неладно с погромом. Он растянулся и пропал в темноте. Но вся выразительность погрома сконцентрирована в двух сценах: когда в комнате портного заказчик, в примеренном пиджаке без рукавов спускается на колени перед стулом, и когда хулиган, убив девушку в комнате, вытирает нож о еврейское молитвенное покрывало.
Мы не научились писать о технике картины. Но я знаю, что свет и операторы сделали много прекрасного в этой ленте.
Курс А. Честная картина // Кино-газета. 1925. 17 ноября.