Вместе с режиссером Яковом Александровичем Протазановым я заканчивал съемку последней сцены очередного фильма, который входил в «Русскую золотую серию».
К нам подошел наш швейцар:
— Яков Александрович, вас к телефону.
Звонил Тиман, просил срочно приехать к нему.
Когда приехали к Павлу Густавовичу, там уже был Гардин. После обеда мы разместились в удобных креслах и закурили.
— Я просил вас приехать вот по какому поводу, — начал Тиман, — Мы с Елизаветой Владимировной долго думали над темой следующего фильма. Есть интересные, но большинство их связано с натурой, с выездом из Москвы, что в военное время не совсем удобно. И вот какая возникла мысль: не поставить ли нам «Войну и мир» по роману Толстого? Представитель фирмы Пате мою идею поддержал и гарантировал закупку фильма в негативе для Франции. Каково ваше мнение?
Мы все невольно переглянулись. Обширность темы, сложность постановки, большое количество массовых сцен... Но в то же время разве не увлекательно снять фильм по любимому роману? ‹…›
Я посмотрел на Гардина. Было заметно, что ему это предложение тоже по душе. Только один Протазанов не показывал своих чувств.
Первым нарушил довольно длительное молчание Яков Александрович. Протазанов обладал большим кинематографическим опытом, а в его характере превалирующей чертой была прямота суждений.
Я, Павел Густавович, считаю постановку «Войны и мира» невозможной. Вот по каким соображениям.
И он начал перечислять целый ряд почти непреодолимых препятствий: колоссальные затраты в связи с длительными сроками постановки, и вопрос о времени года — известно, что все отступление армии Наполеона из Москвы проходило зимой, а сейчас весна, и невозможность в военное время достать воинские части и костюмы для съемки массовых сцен Бородинского боя, и сложность больших декораций в сцене пожара Москвы.
По-моему, такая постановка — большой риск, — закончил он.
Я не совсем согласен с Яковом Александровичем, — неуверенно произнес Гардин.— Финансовая сторона вопроса нас не должна касаться; если вы решили ставить «Войну и мир», то на это у вас имеются веские основания. Постановка, конечно, будет сложной. Но в Бородинском бое можно сосредоточить внимание зрителя на показе кадров штаба Наполеона и Кутузова, избежав тем самым съемки больших воинских соединений. Что же касается зимней натуры, то эти сцены можно не снимать, закончив фильм отступлением армии Наполеона из Москвы, которое началось осенью. Несомненно, фильм «Война и мир» будет крупным боевиком, — и Гардин привел еще массу доводов в пользу постановки. ‹…›
Когда мы вышли от Тимана, было четыре часа утра. Взяв сонного извозчика на Кузнецком мосту, мы с Яковом Александровичем поехали домой, все еще продолжая говорить о предстоящей съемке.
На следующий день утром Гардин, Протазанов и я собрались в ателье. Каждый из нас принес роман «Война и мир». Началась работа над сценарием будущего фильма.
К работе над сценарным планом были привлечены художники Ч. Сабинский, И. Кавалеридзе и незаменимый помрежиссера Д. Ворожевский.
Гардин разграфил большой лист картона, как он делал это, снимая с Протазановым «Ключи счастья», и работа закипела.
Одну за другой мы обсуждали сцены будущего фильма, намечали декорацию, действующих лиц, костюмы, реквизит и все это наносили под порядковыми номерами на разлинованный лист картона.
На второй день работы над планом ориентировочно определили актеров на основные роли: Наташу Ростову должна была исполнять О. Преображенская, князя Андрея — Н. Никольский, Пьера Безухова — Н. Румянцев, Николая Ростова — О. Рунич, Наполеона — В. Гардин. Ворожевский стал подбирать костюмы, примерять их и заказывать новые. Художники начали подготовлять фундус, колонны, стильную мебель, Скулов отбирал реквизит.
К вечеру третьего дня приехал Тиман. Яков Александрович ознакомил его с проделанной работой и сказал, что план всех съемок будет готов через неделю.
А я сообщу вам не совсем приятную новость, — проговорил Тиман. — Ханжонков также решил ставить «Войну и мир»!
‹…›
Видя наше замешательство, Тиман так же спокойно заключил:
Снимать фильм будем, хотя Ханжонков рассчитывает, что мы от кажемся от постановки. Но начать снимать надо немедленно с тех сцен, для которых декорации подготовлены. Оператор у нас один, режиссеров двое — один будет ставить, другой за это время окончит сценарий. Начать съемку надо завтра с утра. ‹…›
На следующий день мы с Яковом Александровичем начали снимать сцены в первой декорации, которую поставили после ухода Тимана. Гардин продолжал работать над съемочным планом.
Через несколько дней сценарий, или, вернее, съемочный план, который заканчивал Владимир Ростиславович, висел в режиссерской комнате, а Гардин включился в совместную режиссуру с Протазановым.
Площадь ателье у нас была небольшая — двадцать два на двенадцать метров. Чтобы ускорить съемочный процесс, использовали для небольших декораций столярную, которая в то же время служила и складом фундуса. Пока в ней снимали, в ателье разбирали декорацию, ставили новую, оклеивали обоями и сушили осветительными приборами. ‹…›
У нас было некоторое преимущество перед Ханжонковым — два режиссера. Пока я снимал с Гардиным, Протазанов репетировал с другими актерами в фойе или в столярной, тем самым сокращая время на репетиции при съемке. ‹…›
Изо дня в день, из ночи в ночь непрерывно шли съемки. То мы обгоняли Ханжонкова, то он нас.
Левицкий А. Рассказы о кинематографе. М.: Искусство, 1964.