Вместе с первыми кадрами этого фильма возникает знакомая мелодия: «Песня о Родине», позывные Москвы. И одновременно начинают тяжело рокотать моторы — то ли бомбардировщиков, то ли идущих в атаку танков. В фильме «Живые и мертвые» мы больше не услышим музыку. Но три с лишним часа, пока идет фильм, будем слышать неумолчный аккомпанемент войны — рокот моторов, близкие разрывы бомб, трудное, прерывистое дыхание раненых, топот многих солдатских сапог. От этой мелодии войны никуда не денешься, не уйдешь.
И часто в фильме перед нашими глазами будет маячить бесконечная, уходящая вдаль дорога, — то выметенная ветром, то занесенная снегом, изрытая воронками авиабомб. По ее обочинам горят автомашины, движутся на фронт войска, а навстречу, в тыл, тянутся вереницы беженцев. Кто хоть раз видел их наяву, вовек уже не забудет женщин, которые, не спуская со спины тяжелых мешков, на ходу укачивали детей, стариков, бредущих вслед за подводами с домашним скарбом. Я до сих пор помню телегу на трех колесах, четвертое давно потерялось. Но телега продолжала тащиться на восток, вся накренившись на левый бок и зарываясь осью в грязь. И вот экран воскресил минувшее и приблизил вплотную к нашим глазам скорбные лица женщин, стариков, детей с такою властной силой, которая, пожалуй, доступна одному лишь кинематографу.
Много на этой фронтовой дороге будет встреч — печальных и радостных. Чужие люди в трудную минуту помогут Синцову, а сослуживец по фронтовой газете, младший политрук Люсин, отвернется от него. Промелькнут на дороге пограничник с поднятой кверху рукой, «голосующий» до Орши, и шумный, веселый, общительный фоторепортер Мишка Вайнштейн, и умирающий генерал Козырев промелькнут, чтобы тотчас исчезнуть в дыму и пламени войны, и другие, совсем эпизодические фигуры, но тем не менее отчетливо запомнившиеся.
Двухсерийный фильм «Живые и мертвые» ‹…›, так же, как одноименный роман Константина Симонова, который лег в основу фильма, правдиво рисует захваченных врасплох людей, тяжело переживающих горечь военных неудач. Летчик, сбитый гитлеровцами, глядя на погибших товарищей, с горечью говорит: «Мы тоже уже не живые». Но сам-то он чувствует совсем другое:
нет, мы живые, сильные, злые! И больше всего ему хочется драться с врагом — снова драться, доказать, на что он способен. Сейчас же, немедленно, сию минуту, пусть рядовым пехотинцем, с винтовкой в руках, если нет надежды получить новую машину взамен сбитой. ‹…›
«— Твердят: „Танки, танки...“, а мы их били и будем бить, — с этими словами входит в повествование комбриг Серпилин, роль которого превосходно играет артист А. Папанов. И до этого фильма зрители хорошо знали Папанова, знали, главным образом как актера яркого комедийного дарования. ‹…› В фильме мы увидели совсем другого Папанова: в его Серпилине сразу же подкупают спокойная решимость, воля, выдержка, разум. Одним словом, все то, что помогает угадать в Серпилине одного из тех военачальников, с которыми «армия всегда будет армией, даже если она отступала от границы до Ельни». И актер, проникая в сложный душевный мир своего героя, умеет тонко, неназойливо раскрыть характер Серпилина. Вспомним хотя бы сцену встречи с пятеркой артиллеристов, от самого Бреста на руках притащивших противотанковую пушку. Папанов — Серпилин не очень щедр на внешнее выражение чувств, но лицо, но глаза выдают и его глубокое душевное волнение, и гордость за наших солдат.
А когда на вопрос, не боялись ли они немцев, старшина молодцевато отвечает: «Надоело бояться, товарищ комбриг, пусть нас боятся!», — мы понимаем, как пришлись Серпилину по душе эти слова.
Ведь они совпадают с собственными, его, Серпилина, мыслями. ‹…›
«Живые и мертвые» — фильм, затронувший многие и многие человеческие судьбы. В свое время некоторых критиков и читателей романа Симонова даже смущала та щедрость, с которой автор провел через роман столько эпизодических и не эпизодических лиц. Зачем они? Ведь о судьбах иных персонажей потом и отзвука не осталось. Как бы возражая своим оппонентам. Симонов заметил однажды, что оборвал эти судьбы сознательно. Ведь в этом одна из трагических особенностей войны. Не стоило в романе слишком уж щепетильно сплетать, расплетать и снова заплетать в детские косички линии всех действующих лиц. По сравнению с романом число персонажей в фильме сузилось. Однако и в этом случае перед автором сценария, постановщиком фильма Александром Столпером возникали немалые трудности. ‹…›
Из множества отдельных судеб, лиц, характеров, разноголосицы множества голосов складывается широкая, величественная картина, возникает образ народной войны. В ком его черты запечатлелись с наибольшей силой? В Серпилине? Пожалуй! Или, может быть, в безымянном бойце, который, оставшись без винтовки, поднимает огромный булыжник, чтобы обрушить его на головы немецких автоматчиков, на танк с ненавистной свастикой? Или же в старой женщине из Подольска (арт. В. Телегина), той, что просит Малинина взять ее в батальон санитаркой и на вопрос Малинина, потребуется ли ей ушанка, хитро отвечает: «„Тетей Пашей“ будешь звать, — тогда и в платке сойду, а „бойцом Куликовой“, — выписывай ушанку». А не слишком разговорчивый танкист Иванов
(арт. О. Ефремов), с черным от усталости, давно небритым лицом, которое вдруг озаряется белозубой улыбкой: «На моей фамилии вся Россия держится». А хмурый инвалид Бирюков. В нем не сразу признаешь артиста В. Чиркова. Уж на что этот человек с узенькими щелочками глаз на обрюзгшем лице с виду кажется неприветливым и злым. Но и он, не колеблясь, совершает свой патриотический подвиг, укрыв у себя в доме маленькую докторшу (арт. Л. Крылова).
Хотя война и поделила всех героев фильма на живых и мертвых, все они остаются жить в памяти зрителей, как живые, в одном строю с живыми. ‹…›
В игре актеров, в работе оператора Н. Олоновского есть та естественность и простота, которые вообще характерны для стиля этого фильма. Многие съемки, особенно в первой части, принимаешь за документальные,— так достоверно и убедительно воссоздан суровый быт войны. А завершающая первую часть сцена немецкой танковой атаки принадлежит к числу сильнейших. Эти танки, которые свирепо давят людей, крушат, подминают под себя, вздевают на броню и с треском сваливают в кюветы грузовики, эти автоматчики, которые, разбежавшись в стороны, веером, строчат по всему живому, напоминают о самых трагических событиях начальных дней войны.
Вторая часть фильма, по сравнению с первой, пожалуй, несколько более дробна, фрагментарна. Впрочем, об этом задумываешься не в зале, не тогда, когда смотришь фильм, а когда, выйдя из зала, начинаешь анализировать свои впечатления.
Наше киноискусство не бедно фильмами о минувшей войне. Думается, «Живым и мертвым» в ряду лучших фильмов предстоит долгая жизнь. По широте охвата событий, по масштабности темы это настоящий кинороман. К нему, как и к хорошей книге, спустя некоторое время снова захочется вернуться.
Фильм завершают эпизоды нашего зимнего наступления под Москвой. Снова развертывается перед глазами бесконечная лента дороги, только теперь уходящая все дальше на запад. Долго еще по ней идти с боями до Берлина.
И как бы много всего уже ни оставалось за плечами героев фильма, им надо свыкнуться с трудной мыслью, что впереди будет еще целая война. Мы расстаемся с ними в радостный час освобождения от врага городов Подмосковья, чтобы встретиться в новом романе Симонова «Солдатами не рождаются». Кто из них дойдет живым до Берлина, кто своими глазами увидит победу, мы пока не знаем. Но они сделали всё для того, чтобы приблизить ее час. И живые, и мертвые!
Галанов Б. Вместе с живыми // Литературная газета. 1964. 21 января.