У нас было много фильмов о войне. Среди них немало отличных. В каждом из них отразилось не только время, о котором они рассказывали, но и время, в которое они были созданы.
Есть, видимо, своя закономерность в том, что после фильмов, решавших на материале войны преимущественно морально-этические темы («Баллада о солдате»); фильмов, раскрывавших большое через малое, через историю одной или нескольких человеческих судеб («Судьба человека», «Солдаты»); фильмов взволнованно-патетических, где события и люди представали в поэтически обобщенных образах («Повесть пламенных лет»), ‹…› появился фильм масштабный. Масштабный и по мысли, и по охвату событий, и по показу человеческих судеб. Фильм, показывающий события изнутри и в то же время освещающий их светом сегодняшней мысли. Фильм-роман, сюжетно многоплановый и разветвленный, созданный в лучших традициях русской прозы. ‹…›
На экранах Запада прошел недавно (без особого успеха) американский фильм, названный его авторами так же, как и
фильм Симонова, «Живые и мертвые» («The Quick and the Dead»). Сам по себе фильм был, видимо, мало интересен, хотя печать и отметила мастерство, с которым он был поставлен. Интересно иное. Рецензент лондонского журнала «Филмз энд филминг» начал свою статью об этой картине со следующего утверждения: «Большинство фильмов о минувшей войне либо показывают ужасы войны, либо прославляют героизм ее участников». Так и сказано: либо — либо.
«Живые и мертвые» Симонова начинаются словами о «страшном и героическом» сорок первом годе. Там, где английский критик вставляет разграничительное «либо», советский писатель ставит объединяющее «и».
В этом не просто большая, более полная правда о времени. В этом иной взгляд на мир, на характер исторических событий, иное мировоззрение и, наконец (но не в последнюю очередь), просто-напросто иная реальная действительность, легшая в основу кинопроизведения.
Герои даже лучших зарубежных романов и фильмов о войне, например герои романа американского писателя Нормана Мейлера «Нагие и мертвые», тоже задают себе и другим вопросы, тоже ищут ответа на них. Роман Мейлера не причислишь к тем произведениям, которые «либо показывают ужасы, либо прославляют героизм». Страшное и героическое сосуществуют в нем. И самое страшное для героев романа в том, что героизм их ни к чему. Так, во всяком случае, считают они, так считает и автор романа. И вопросы, которые они себе задают и на которые не могут найти ответа — автор утверждает, что его нет и не может быть, этого ответа, — сводятся, по существу, к одному, главному вопросу: зачем, к чему, во имя чего все это?
Этот вопрос не задают в романе и фильме Симонова. Ответ на него (если бы он был задан) предельно ясен: цель, во имя которой сражаются и ежесекундно готовы погибнуть герои фильма, — это часть их самих, это они сами, их жизнь; она, эта цель, и делает их живыми — и живых и мертвых, — в отличие от выживших, но нагих героев Мейлера.
Березницкий Я. Ради жизни на земле // Искусство кино. 1964. № 3.