Начало войны. Вокзал. Синцов отправляется на фронт. Маша провожает его. ‹…› Во всем этом присутствует кинематографическая экспрессия. Таков один элемент сцены.

Другой ее элемент — за кадром говорит автор. ‹…› Голос за кадром звучит спокойно. Все же нам сообщается понимание тревожной значительности произносимых слов.

‹…› ...оставшись без закадрового голоса, сцена сразу потускнеет, станет более частной, менее значительной. На передний план выступит ее сюжетная предназначенность.

‹…›

Стоит, однако, произойти соединению с закадровыми словами, и все мгновенно меняется. Еще скрытый от людей смысл надвинувшихся на них событий уже вырисовывается перед зрителями во всем его грозном значении. В свете этой осведомленности все обретает драматический оттенок. Сцена горестной разлуки становится образом нависающей над народом трагедии.

Нечто подобное происходит и дальше, когда закадровый голос автора досказывает судьбу фоторепортера Мишки. ‹…› Поэтическая деталь дополнена прозаической, но тоже, хоть и по-своему, жизнелюбивой. Она как бы утверждает полноправность земного, физического начала жизни: Мишка со здоровым аппетитом ест консервированную колбасу. Тем временем голос за кадром сообщает о скорбных подробностях его предстоящей гибели. Сама гибель не будет показана. Но разве, наглядно изображенная, она оказала бы более сильное воздействие? Несравненно драматичнее, когда зритель узнает о ней, видя перед собой человека радостным, живым, ничего не подозревающим.

‹…› Нельзя не почувствовать, что избранный тип закадрового голоса органически согласуется со стилем и жанром фильма в целом. «Живые и мертвые» — экранизация эпического романа. Фильм сохраняет жанровую форму своего литературного первоисточника.

Мачерет А. Мысль на экране // Сюжет в кино. М.: Искусство, 1965.