Алхимики шептали заклинания и склонялись над ретортами. Они верили в силу магических формул: только бы найти нужно сочетание вещества, тогда в колбе возникнет живое человеческое существо — гомункулус. Писатель верил в магию слов и формулы литературной алхимии. Далекий от жизни, он склонялся над ретортой вымысла. Он не мог, окруженный образами жизни, воскликнуть подобно доктору Фауста: «Здесь человек я, здесь я свой!» Недостаток знания жизни обессиливал творчество писателя. Он рисовал молодежь, комсомольцев, но он не знал молодежи своей страны. Книжник, он мечтал о «волшебных комсомольцах» и он выдумывал их. Так родился «Волшебный комсомолец» (первоначальное название) или «Строгий юноша».
Пьеса прекратилась в фильм. Ее герои ожили, задвигались, заговорили. Они любят. Они занимаются спортом. Они... работают? Нет, за работой мы из не видим. Больше всего они морализируют. Так сказать, прорабатывают вопросы морали. Но, кажется, что герои фильма не ведут диалога. Все, что они говорят, — различные варианты одного и того же монолога. Это — монолог Ю. Олеши о новой морали, о ценности человеческой личности, о гении и толпе и о том, возможно ли полное счастье в нашей «юдоли печали и слез». ‹…›
Смысл этой философии страдания всегда был один: внушить трудящимся мысль о бесцельности борьбы, о роковой обреченности мира, о бессмысленности коммунистического идеала пролетариата. ‹…›
А. Роом похвалялся: у меня философская вещи, проблемный фильм! Делать «проблемную вещь» — весьма почтенная задача. Но это не значит, что под флагом философского опуса позволено преподносить советскому зрителю свои идейные блуждания (по чужим дорогам!) и фальсификацию действительности.
Режиссер А. Роом знал, что он ставил. Сейчас он пытается делать наивные глаза. Фильм звучит, мол, иначе, чем — он хотел. Нет, киевская киностудия и А. Роом не могли пожаловаться на недостаток предварительных тревожных сигналов. Об идейно-художественной порочности сценария говорили достаточно. Но Роом на все это не обращал внимания. Руководители же студии предоставили режиссеру бесконтрольную свободу действий: и Роом использовал их бесхарактерность. Он делал в студии все, что хотел. Теперь мы видим, что он сделал: фильм совершенно неприемлемый по своей философской основе, своей системе образов, эстетическим и стилевым чертам. ‹…›
Власть «гения» осуществилась — в масштабе киностудии! ‹…›
Ткач М. «Строгий юноша» и не строгие руководители // Кино. 1936. 28 июля.