Начало войны застало писателя, коренного петербуржца Михаила Зощенко в его родном городе. 22 июня он пишет заявление о добровольном вступлении в Красную армию. Но его не взяли как не годного к военной службе.
По распоряжению обкома партии Михаил Зощенко должен был быть эвакуирован из города.
В «советский Голливуд»
Времени на сборы почти не было. Да и разрешалось взять с собой не более 12 кг багажа. Захватил только 20 тетрадок с заготовками для будущей книги и ее черновую рукопись. Из вещей — только легкое пальто, так как не думал, что уезжает надолго, да и жить предстояло в теплых краях. Зощенко предложили на выбор Ташкент или
Алма-Ату. Он выбрал последнюю, ставшую к тому времени, по одному меткому замечанию, «советским Голливудом» у границ Китая. И в самом деле, сюда эвакуировали и «Мосфильм», а потом и «Ленфильм» — лучшие кинематографические силы страны. Алма-Ата привлекла писателя возможностью работать на «Мосфильме».
В столицу Казахстана Михаил Зощенко приехал 26 октября. В одном из писем он напишет, что это очень красивый город и что ему здесь понравилось. В предисловии к первой публикации глав из книги «Перед восходом солнца» он назвал Алма-Ату благословенной. Впрочем, горная высота плохо действовала на писателя. Особенно в первое время давало знать о себе слабое сердце — чувствовались слабость и чрезвычайное утомление.
Уже через месяц он писал из столицы Казахстана, что работает на «Мосфильме» на зарплате. Всех сотрудников кинофабрики ЦОКС (Центральной объединенной киностудии) разместили в гостинице «Дом Советов». Алмаатинцы более позднего времени знают ее как гостиницу «Иссык», а нынешние — как офисное здание. Условий для литературной работы, требующей тишины, уединенности, — никаких. Шум, гам, поздние посиделки, бесцеремонные хождения из номера в номер. И тогда Зощенко обратился за помощью в Союз писателей Казахстана.
Как раз в то время преподаватель философии педагогического института Умудбай Балкашев собирался уезжать в длительную командировку в Москву и решил сделать доброе дело — разместить в освободившемся кабинете своей квартиры кого-то из эвакуированных писателей. Во главе писательской организации тогда стоял Габит Мусрепов. Он-то и предложил Михаилу Михайловичу переехать к Балкашевым.
Квартира Балкашевых, куда Зощенко перебрался 17 декабря 1941-го, находилась в двухэтажном саманно-камышитовом доме на улице Узбекской (дом 136, кв. 3), между улицами Шевченко и Джамбула. Теперь это проспект Сейфуллина. Дом тот был снесен еще в 80-е годы, и на его месте сейчас высотное здание. Условия у Балкашевых для писателя были хорошие — письменный стол, стул, тахта, библиотека.
Молоко и луковица
Об алма-атинском периоде Михаил Зощенко никаких воспоминаний не оставил. Интересных же документальных, архивных материалов, по-видимому, можно найти немало. Так, корреспондент Ф. совсем неожиданно увидел на одной из выставок в КИСИ весной этого года собственноручную автобиографию Михаила Зощенко. Также в распоряжении биографов — выдержки из писем да воспоминания тех, с кем писатель тесно общался в эвакуации. Прежде всего, это Лидия Чалова, судя по всему, очень близкая его знакомая. Она также прибыла из блокадного Ленинграда по вызову, который «пробил» Михаил Зощенко.
«На алма-атинском вокзале, — вспоминает Чалова, — когда я впервые взглянула на Михаила Михайловича, то глазам своим не поверила. Я видела дистрофиков в Ленинграде, сама была почти что дистрофик, но чтобы здесь, в глубоком тылу, так ужасно мог выглядеть человек — нет, это было невыносимое зрелище! Я спросила, как ему удалось довести себя до такого состояния?»
Оказалось, что известный и очень любимый читателями литератор получает четыреста граммов хлеба, половину съедает, а половину обменивает на пол-литра молока и луковицу. Не окажись тогда рядом с Зощенко такого заботливого человека, как Лидия Чалова, то еще неизвестно, чем бы закончилась для него эвакуация. На следующий день она была уже в сценарном отделе кинофабрики, где работал Зощенко, и беседовала с его заведующим Николаем Коварским:
«Вы ведь, наверное, получаете какие-нибудь лимиты?
— Конечно. — А почему же Михаил Михайлович не получает?
— Как не получает?!» Никому из сотрудников отдела в голову не приходило, что Зощенко чуть ли уже не год живет лишь на хлебную карточку. Врач определил у писателя дистрофию. Выписанная им справка помогла выхлопотать месячное питание из больницы Совнаркома. Но прошел месяц, нужно было оформлять право на получение питания по лимиту. И Зощенко вдруг заупрямился. Не хотел просить, говорил, что это неудобно во время войны. Чалова все-таки заставила его написать в торготдел. Взяла записку, приходит туда, а ей говорят: «Как? Зощенко в Алма-Ате уже год? А мы ничего не знаем. Вот о Маршаке знаем. Он каждый месяц приходит за дополнительными талонами на масло... Неужели Зощенко не знал о лимитах? Как странно...»
На кинофабрике Зощенко правил сценарии, придумывал титры к фильмам. В архивах ЦОКС сохранились его короткие сатирические сценарии для «Боевого киносборника». Для киногруппы Григория Александрова написал сценарий «Опавшие листья» (не реализован). Создал киносценарий о солдате «Трофим Бомба» (позже напечатан под названием «Солдатское счастье»). Сочинял пьесы для находившихся в Алма-Ате театра Юрия Завадского и театра Николая Акимова. Писал рассказы и фельетоны для журналов «Крокодил», «Огонек», «Костер», «Молодой колхозник». И одновременно работал над книгой «Перед восходом солнца», рукопись которой он только и взял из Ленинграда. По воспоминанию Чаловой, он очень много над ней сидел, дорожил каждой свободной минутой, просто изнурял себя. Писатель говорил, что у него плохое сердце, и он страшно боится умереть, не закончив эту книгу, которую считал главной в своей жизни. В этот период были написаны первые четыре главы.
Юмор на фронте
В Алма-Ате Чалова как-то рассказала писателю слышанную ею историю о том, как при эвакуации наших войск из Таллина бомба попала в пароход. Люди очутились в воде, и кто-то, не умеющий плавать, схватился за торчащую из воды «рогульку», которая оказалась миной. Через несколько дней Зощенко написал рассказ «Рогулька», который прочитал Чаловой. Он был забавным, но Лидия усомнилась в уместности обращать в шутку в общем-то горькое, трагическое происшествие. Ведь рассказ будут читать наши бойцы. Что они скажут? «Он очень рассердился. Сказал, что я ничего не понимаю. Он сам воевал и хорошо знает, как смех, веселая шутка, юмор необходимы на фронте. Смех скрашивает тяжелый окопный быт, отвлекает от грустных мыслей, поднимает боевой дух и так далее. Короче говоря, я прослушала целую лекцию о смехе на войне», — вспоминает Чалова.
В столице Казахстана Зощенко познакомился с казахским фольклором. И в написанной позже статье «О юморе в литературе» он сделал вывод, что юмор свойственен казахскому народу в высшей степени и поэтому он должен занять подобающее место и в письменной литературе.
Письменный стол Зощенко
Алма-атинский период жизни Зощенко закончился ранней весной 1943-го. Он получил вызов из Москвы, из отдела культуры ЦК ВКП(б) и 12 апреля выехал в столицу.
Дом на бывшей Узбекской, где в основном и прожил Зощенко в Алма-Ате, как уже было сказано, не сохранился. Из семьи гостеприимных хозяев в живых осталась только старшая из детей Балкашевых — Ляйля, которой сейчас 78 лет. Тогда она училась во втором или третьем классе и мало что помнит. Запомнила, что Зощенко внешне был очень хмурым, суровым. Из детей внимание уделял в основном ее маленькому брату, которому подарил первую в его жизни игрушку — ослика. Она не сохранилась, но до сих пор в семье хранится письменный стол, за которым работал Михаил Зощенко — Магистр смеха.
Назаров А. Алма-атинские дни Магистра смеха