Михаил Зощенко назвал Алма-Ату благословенной. Может быть, потому, что далекий яблоневый город приютил его в самые страшные годы войны — сюда его эвакуировали из осажденного Ленинграда осенью 41-го. А может быть и потому, что здесь он наконец начал свою заветную книгу — повесть «Перед восходом солнца», в предисловии к которой он и обронил это счастливое признание. В Алма-Ате ему было лучше, чем могло быть где-либо еще, — одинокому человеку, оторванному от дома. И это при том, что Зощенко не раз вынужден был останавливаться на улице, хвататься за сердце, пережидая, когда уймется боль... Непривычную высоту, перепады давления он переносил тяжело и тем не менее отказался от предложения переехать в Ташкент.
Отказ этот объясним тем, что Михаил Михайлович обрел в Алма-Ате домашний уют, находился в той духовной среде, без которой ему было совсем невмоготу.
Когда в августе 46-го шельмовали Зощенко, наши идеологические отцы ничего лучше не придумали, как укорить писателя в том, что спрятался от войны в глубоком тылу, «окопался в Алма-Ате».
Сам Зощенко из осажденного Ленинграда уезжать не собирался. К слову, преступное головотяпство Жданова, возглавлявшего оборону города на Неве, состояло именно в том, что он вовремя не организовал эвакуацию ленинградцев и обрек сотни тысяч жителей на неминуемую смерть от голода и холода. Как был вывезен Зощенко из Ленинграда, известно из воспоминаний П. Лавуты, того самого, кто устраивал выступления Маяковского и однажды сумел уговорить Михаила Михайловича совершить такое же литературное турне, что стоило ему неимоверных усилий, так как Зощенко чурался всяческих публичных выступлений. Вот что рассказал Зощенко Лавуте, когда тот оказался в командировке в Алма-Ате:
«Осенью сорок первого однажды поздно вечером я дежурил на крыше. Внезапно чей-то голос меня позвал: „Бросайте работу, сдайте дежурство и — срочно вниз, сейчас отвезут вас на аэродром“. Стал собираться, но трудновато, знаете, в считанные минуты уложиться без потерь. Кое-что забыто из нужных рукописей...»
Поясним, почему дежурил Зощенко на крыше. Во время налетов на Ленинград фашисты сбрасывали зажигательные бомбы. Вот их-то и обезвреживали «дежурные». Хватали специальными щипцами и кидали или в ящик с песком, или в бочки с водой. А вывезен был писатель из Ленинграда по распоряжению Смольного — обкома партии, ибо никто другой такую команду отдать не имел права. Напомним, что первым секретарем его был тот же небезызвестный Жданов.
Зощенко собирался так поспешно, что взял с собой лишь легкое пальто: наверное, в его представлении в Ташкенте и Алма-Ате не бывало зимы. Да и разрешалось везти с собой только 12 килограммов багажа, и писатель взял для себя самое дорогое — 20 тетрадок-заготовок для будущей книги «Перед восходом солнца». Чтобы облегчить вес, содрал с них коленкоровые переплеты. Тетрадки весили восемь килограммов. Четыре осталось на все остальное...
Самолет ночью перелетел линию фронта. Из предложенных городов Зощенко выбрал Алма-Ату, где в то время находился «Мосфильм». Налегке отправился Михаил Михайлович в далекий путь еще и потому, что полагал: через несколько месяцев вернется домой. Но в Алма-Ате он пробыл с октября 1941 до весны 1943 года, когда его вызвали в Москву работать в журнале «Крокодил». А война все продолжалась и продолжалась...
О впечатлениях, связанных с приездом в тогдашнюю столицу Казахстана, никаких сведений не сохранилось, и вообще архивные материалы о пребывании Зощенко крайне скудны. По счастью, есть воспоминания ленинградки Лидии Чаловой, и они помогут в какой-то мере реконструировать то время. Эвакуированных писателей, киношников, музыкантов, ученых селили в гостиницах, общежитиях, уплотняли коммунальные квартиры, снимали для них «углы» в частных домах. Известно, что через месяц после приезда Зощенко был принят на работу на киностудию в сценарный отдел. И поскольку Михаил Михайлович числился по ведомству кино, то его и определили в гостиницу «Дом Советов», предоставленную для мосфильмовцев и ленфильмовцев, работавших в ЦОКСе (Центральной объединенной киностудии, куда входили и казахские кинематографисты).
‹…›
Первое время Зощенко был поглощен текущей работой в сценарном отделе: правил сценарии, придумывал титры к фильмам. В архивах ЦОКСа хранятся его короткие сатирические сценарии для «Боевого киносборника», который выпускался в те годы. Сюжеты их не отличались оригинальностью и были построены на общеизвестных пропагандистских клише: враг изображался примитивным, жадным, глупым, трусливым, жестоким, и никто тогда как бы не задумывался, как же этот маловыразительный враг побеждает советских людей, которые на голову выше него. Впрочем, высказать столь еретическую мысль в те годы — значило бы получить лагерный срок. Наверное, Зощенко почувствовал фальшь своих киносценок, когда взялся писать киносценарий о солдате Трофиме Трофимовиче, позже переделанном в киноповесть «Солдатское счастье». Писатель обратился к более знакомому ему по первой мировой войне материалу: он писал не о фашистах, о коих имел представление из газет и сообщений по радио, а создал образ русского солдата — смекалистого, находчивого, не унывающего ни при каких обстоятельствах, — в чем-то фольклорного героя.
Такой в огне не горит и в воде не тонет. И сегодня, читая те давние строки, ловишь себя на мысли, что написана киноповесть профессиональной рукой мастера, несмотря на заданность сюжета и конфликта между немного зазнавшимся знаменитым снайпером Василием и скромным, неброским солдатом Трофимом Трофимовичем. Причем любопытно, что снайпер Василий ведет счет уничтоженным фрицам, а Трофим Трофимович наносит более ощутимый ущерб врагу не выстрелами, а своей смекалкой: то он пускает чучело по воде, и немцы зря тратят на его обстрел боеприпасы, то, переодевшись регулировщиком, направляет вражеские машины прямиком к нашим, где гитлеровцев разоружают и берут в плен, то обманом выманивает полковника Фон-Брудера и приводит его с важными документами в наш штаб.
Вопреки утверждениям идеолога партии Жданова, отличившегося в травле творческой интеллигенции, будто бы в годы войны Зощенко ничем не помог советскому народу в его борьбе с врагом, писатель сражался с фашистами своим оружием — сатирическим пером: писал рассказы и фельетоны, разоблачающие гитлеризм. Они печатались в «Крокодиле», «Огоньке» и других изданиях, а рассказ «Кукушка» был опубликован в новогоднем номере «Казахстанской правды» в 1941 году. И понятно, почему рассказы и фельетоны военных лет долгие годы не переиздавались: иначе бы стала очевидной заведомая ложь, высказанная с высоких трибун и растиражированная средствами массовой информации. ‹…›
Уехав из Алма-Аты, Зощенко не забыл о гостеприимном городе и народе, давшем ему приют в самые тяжелые годы войны. Он написал статью «О юморе в литературе», в которой с большим уважением говорил о фольклорных истоках казахского юмора. Тогда в Казахстане еще не было письменной сатиры — основоположники казахской литературы, под чьим пером только-только рождался этот литературный жанр, были уничтожены сталинским репрессивным режимом, и юмор продолжал жить, как и многие века, в устном народном творчестве, а точнее, в выступлениях акынов, а также в сказках об Алдар-Косе. К слову, Зощенко первым перевел на русский язык одну из сказок о безбородом обманщике. Знакомство с казахским фольклором позволило Зощенко сделать вывод, что «юмор свойственен казахскому народу в высшей степени и поэтому он должен занять подобающее место и в письменной литературе».
Соколовский Р. Алма-Ата благословенная // Нева. 2004. № 8.