Виктор Шкловский раньше, как исследователь, а потом как сценарист, написал новую, Пушкину никогда и не снившуюся повесть, Пушкин написал, под явным влиянием Вальтер Скотта, семейную хронику Гриневых на фоне пугачевского движения, а Шкловский решил, наоборот, показать пугачевское движение на фоне похождений офицера Гринева. На деле же получился ублюдок, так же далекий от Пушкинского замысла и от Пушкинского мировоззрения в период писания «Капитанской дочки», как и от подлинной истории.
Что сделал сценарист? Раньше всего до основания разрушил сюжетное строение повести, а затем решительно отменил всю живопись Пушкинского письма. Всех героев повести, все события, весь замысел Шкловский «переписал» по-новому и все обязательно — «наоборот». Достаточно сказать, что Савельич превращен в главного секретаря Пугачева, чтобы сразу ясной стала вся операция, проделанная над Пушкиным.
Цель этой операции чрезвычайно «благонамерена» — подвести под сюжет фильмы экономический и социологический базисы. И вот: — Гринев попадает в Белогорскую крепость, ввиду того, что отцу его необходимо отмежевать себе крестьянскую землю; по той же причине башкиров в нескольких кадрах секут, а зритель должен сделать вывод, что вот она — одна из причин восстания. Вторая причина восстания (для нее отведено тоже не более, как десяток метров пленки) — государственная монополия продажи соли: всю соль забирает комендантша крепости, а приезжим издалека кочевникам ничего не достается. Все остальное — весь переплет классовых взаимоотношений, подготовивших и питавших восстание, весь ужас крепостного права прошел мимо внимания сценариста.
Отделавшись двумя формальными, по существу верными, но ничего не говорящими штрихами, Шкловский торопится дальше углублять «историчность» своей кино-повести. Восстание уже разгорелось, оно уже (исторически) охватило Яицкое войско, «работных людей» Приуралья, поволжских «инородцев» и огромные массы крепостного крестьянства, а на экране — кучка соратников Пугачева скачет на конях, стреляет и, при первой неудаче, бежит без оглядки. Правда, в одном месте Пугачев объявляет вольность крестьянам, но это опять-таки проходит в фильме почти незамеченным и остается случайностью. Что принесла Пугачевщина крестьянству, каковы были ее взаимоотношения с рабочими Урала, что было написано на знаменах этого движения — об этом фильма умалчивает.
Точно также и финал: — крах движения по фильме только тем и определен, что Пугачева предали ближайшие его помощники. Не уезжай Пугачев в Татищево — не предались бы пьянству его начальники и не решили бы они спасать своих голов предательством. Вот он «историзм»! Но и этого мало. В последней, «недописанной Пушкиным», как снисходительно оповещает экран, главе, сценарист решил «развенчать» Екатерину 2-ую.
Дело это, как известно, нетрудное, но Шкловский проделал это «с легкостью в мыслях необыкновенной». Раз известно, что Екатерина «добродетелью» по женской части не отличалась, то почему же не приписать ей в любовники и Швабрина и Гринева? Шкловский так и делает, не чувствуя, и не понимая, что превращает этим путем и повесть Пушкина, и историю пугачевщины, и свой собственный сценарий в пошлый фарс.
Таким образом, ни Пушкина, ни истории в фильме нет. Есть, правда, две интересные догадки. Швабрина Шкловский превращает в сознательного и активного бунтаря, чуть ли не подпольщика, еще будучи офицером, участвующего в подготовке восстания. Швабрин, по Шкловскому, прямой последователь Радищева — он исповедует рационалистические идеи французской философии XVIII века.
Как играют актеры в этой фильме и как она поставлена? Какая-то печать казенщины, сухости, безразличия к материалу лежит на этой работе, как, впрочем, и на большинстве последних работ Совкино. Внешне — все грамотно, а по существу — уныло и мертво. Ни одного радующего кадра, ни одного проблеска выдумки, зато много штампованного и еще больше фальшивого.
Крути И. Капитанская дочка // Вечерняя Москва. 1928. 20 сентября.