Соблазн поставить такую высоко-мастерскую и, как бы специально кинетическую вещь, как повесть «Капитанская дочка» всегда привлекал наших работников кино. Еще бы: сколько въедливых портретов, сколько обстановочной специфики, сколько действия! Но — очень уж пугала откровенно монархическая установка повести и это откровенно же дворянское перемещение исторических перспектив. Нужен был какой-то исключительно изобретательский и мастерской прием, чтоб сохранились все художественные россыпи классической повести, но и показаны были бы марксистски верные, в меру нового нашего представления, по документам Пугачев и пугачевщина.
В. Шкловский — человек решительный, с огромным нюхом исторического следопытства человек, и мастер с выдумкой. Он смело взялся за решение задачи — изобретение фокуса. И разрешил ее — нужно отдать ему справедливость — не без остроумия. Прием его необычайно прост: Если персонажи в повести Пушкина ходят вывернуто, на головах, значит нужно только переставить их на ноги! Фокус почти колумбовский. Гринев — смешной дворянский недоросль и вовсе не герой; Швабрин не злодей и не изменник, а вольнодумец и повстанец-герой; Машенька — простая мещаночка и уж совсем не героиня; а Савельич — с классовым чутьем герой, даже обучает Пугачева грамоте. О самом Пугачеве и говорить не приходится.
Все же фокус Колумба—Шкловского оказался в основе порочным.
Вы смотрите в лице пугачевской толпы, — да, честно и без пошлого кино-театрального шаржа поданы мужицкие лица. Смотрите на Пугачева, — да, приличный и впервые не задразненный на экране Пугачев. Смотрите на самое Екатерину, — да, корректно подана и Екатерина, разве очень уж заядлый монархист возмутится. Только почему же так все это — за из’ятием случайных и очень уж выигрышных бытовых деталей — скучновато и кажется неубедительным?
Корректная компромиссность постановки убивает постановщиков. Порочность самого приема сочетания беллетристизма, т. е. чьей-то выдумки, с доподлинной историей — убивает и автора приема, Шкловского.
Если Машенька пошлая мещаночка, то зачем ее любит артиллерист изобретатель и революционер Швабрин? Если Савельич крепостной крестьянин с классовым чутьем, то зачем он в антагонизме к несущему раскрепощение Пугачеву? Если Пугачев приставлен к подлинному своему, исторически-пугачевскому делу, то зачем он только и существует для того, чтоб пещись о судьбах глупого барчука Гринева?
Вот и попробуйте распутаться в этой кричащей перепутанице!
Шкловский и постановщики достаточно грамотны для того, чтобы понимать всю неумную трагикомичность созданного ими порочного круга, но они и слишком компромиссны для того, чтобы попытаться обрести какой-то выход путем прорыва. Методы искусства обязывают, но ведь и методы рынка — также. Последнее обстоятельство, нужно думать, и толкает наших товарищей на обывательский во всех отношениях путь — путь привнесения маленьких, неостроумных «мотивировочек» в довольно остроумно, казалось бы, перемещенные большие мотивировки. Швабрин с легкостью отказывается от Машеньки в пользу Гринева только потому, что увлечен артиллерией. Савельич с легкостью превращается из барского холопа в друга Пугачева только потому, что его «осенило» — других мотивов нет. Сам Пугачев только потому милует Гринева и Савельича, что он — ничего себе, парень-рубаха. Убедительно?
В результате — гладенькая кинофильма, не без техники и с неплохими эпизодами-деталями, в которой тщательно затерты все углы, а с ними — и социальная острота установки. Гладенькая, социально и формально безразличная кинофильма, которая никого не обеспокоит. «Капитанской дочки», правда, не получилось, как не получилось ни Пугачева, ни пугачевщины, но — россыпи Александра Сергеевича и самой пугачевщины так богаты, что можно сказать: перепутывайте, перепутывайте — всегда что-нибудь останется!.. А мещанина не страшитесь, граждане, мещанин вам не опасен, — мещанин поймет, что вы же не хотели его серьезно обидеть, и мещанин будет кушать и «что-нибудь» из оставшегося.
Что же касается Пугачева и пугачевщины, то и здесь дело обстоит благополучно. Гулял же у нас облик Пугачева и пугачевщины лет полтораста дворянски оболганным, — погуляет и еще столько-же — мещански перепутанным. И будет гулять таким ровно до тех пор, пока люди не поймут, что Пугачев и пугачевщина — это достаточно великий «сюжет» сам собой, и ни в каком посредничестве «капитанских дочек» не нуждается. Умных и глупых одинаково.
Чужак Н. «Всемирный боевик» по Пушкину, по Шкловскому и по Христофору Колумбу // Кино. М., 1928. 25 сентября.