Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Он видел мир по-Кино-Глазовски
Фрагмент стенограммы выступления Дзиги Вертова на вечере памяти поэта 24 апреля 1935 г.

Последнее свидание незадолго до смерти Маяковский назначил мне в Ленинграде, в Европейской гостинице. Я ждал его в номере. Он долго не приходил.

Маяковский по-особому видел мир. Мы говорили, что он видит мир по-Кино-Глазовски. Видит так, как обычно не видит глаз. Он видел, как с запада падает красный снег сочными хлопьями человеческого мяса[1]. Видел грустью глаза лошадиные («Лошадь не надо. Лошадь, слушайте — чего вы думаете, что вы их плоше. Деточка. Все мы немножко лошади. Каждый из нас по-своему лошадь»). Видел «израненный вечер» и маму «белую, белую, как на гробе глазет». И скрипку, которая «издергалась, упрашивая, и вдруг разревелась так по-детски». И гниющий вагон, «где на 40 человек четыре ноги». Видел «идущего в горы времени, которого не видит никто».

И там, где глаз людей обрывается куцый
Главой голодных орд.

он видел как:

В терновом венке революции
Грядет шестнадцатый год.

Мои встречи с Маяковским на улице, в кино, в клубе, на вокзале были всегда короткими. Однажды мы встретились на узловой железнодорожной станции по дороге в Донбасс. Когда он спросил меня, как поживает Кино-Глаз, я ответил, что Кино-Глаз учится.

Затем добавил: «Кино-Глаз маяком на фоне шаблонов мирового кинопроизводства». Затем снова поправился: «Не маяком, а Маяковским. Кино-Глаз Маяковским на фоне шаблонов мирового кинопроизводства».

Ушел с поста трубадур революции // Смена. 1930. № 11-12. С. 3.

Я полюбил Маяковского с первой прочитанной книжки. Книжка называлась «Простое, как мычание». «Облако в штанах» прочел с захватывающим интересом. Необычное расположение строк меня не затруднило. После третьего прочтения поэмы уже знал ее почти всю наизусть. Удивлялся тупоумию людей, не принимавших и не понявших этого замечательного произведения. Где бы я ни находился — считал своим долгом драться за Маяковского и разъяснять непонятые места. Каждый выпад против Маяковского воспринимал, как выпад против меня. Дрался за Маяковского в свое время, лучше, чем впоследствии на кинофронте за свои Кино-Глазовские эксперименты. Это было еще в то время, когда я сам писал очень странные стихи. По крайней мере, теперь они мне кажутся странными. Когда-нибудь их опубликую.В то время я еще лично не знал Маяковского и мечтал о том, чтоб его увидеть. Это случилось в Москве в Политехническом музее. В антракте на лестнице столкнулся с Маяковским. Не удивился ни его росту, ни его голосу. На мой вопрос о его следующей книжке он ответил, что нужно драться и всячески требовать скорейшего опубликования этой книжки. В 1918 году я начал работать в кино. Манифест о неигровой кинематографии, о Кино-Глазе («Киноки. Переворот») я опубликовал в журнале, возглавляемом Маяковским, в журнале «Леф». Там между прочим вношу предложение о выпуске футуристами 1-го номера смонтированной радиохроники.

Уже тогда я пришел к решению не ограничиваться документальной кинопрозой. Решил стать поэтом кинохроники, перевернув с головы на ноги отношение к ней. В этом направлении проделал около 200 больших и маленьких опытов, многие из которых Вам известны. Создать поэтически-документальное кино было очень трудно. Не только творчески, но и организационно. Только апрельское постановление ЦК о ликвидации РАППа несколько приостановили те гонения, которым подвергались работники поэтического документального кино.

«Три песни о Ленине» заставили многих противников пересмотреть свою точку зрения. Сейчас почти официально признается, что Кино-Глазу удалось создать целый ряд произведений, о которых можно говорить, как о кинопоэзии на фактах объективной действительности.

У Маяковского я научился не халтурить «в грамм — добыча, в год труды» и был поэтому очень обрадован предложением поэта устроить «полнометражный творческий разговор». Но разговор не состоялся. Маяковский не пришел ни до полуночи, ни после. Он неожиданно уехал из Ленинграда в Москву, откуда вскоре пришла страшная весть о его смерти. Смерть Маяковского была для меня большим ударом. Я любил его по-настоящему[2]. Мне было трудно дышать от боли. Но

...боль берешь
Растишь и растишь ее:
Всеми пиками истыканная грудь,
всеми свороченное лицо,
всеми артиллериями громимая цитадель головы, —
каждое /его/ четверостишие.

Маяковский, «от мяса бешеный», и Маяковский «безукоризненно нежный», Маяковский «весь боль и ушиб», и Маяковский «глашатай грядущих правд», Маяковский «красивый 22-летний» и Маяковский, «с трудом поворачивающий шею бычью», и Маяковский, «чей голос похабно ухает», и Маяковский — «Христос нюхает его души незабудки», Маяковский — «13-апостол» и Маяковский «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный», Маяковский горлан, бунтарь, главарь и водитель6 и Маяковский большой трогательный и гениальный ребенок — был мне близок и дорог7 на всех этапах его исканий.

Он научил меня ненавидеть мертвечину, какими бы масками она ни прикрывалась. Он научил меня радостно любить «всяческую жизнь».

Вертов Д. [О Маяковском] / Дзига Вертов. Из наследия. Том второй // Эйзенштейн-центр, 2008.

Примечания

  1. ^ В тексте цитируются следующие произведения Владимира Маяковского: «Война объявлена» (1914), «Хорошее отношение к лошадям» (1918), «Мама и убитый немцами вечер» (1914), «Скрипка и немножко нервно» (1914), поэмы «Война и мир» (1915-1916), «Облако в штанах» (1915-1916), «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926), «Хорошо!» (1927).
  2. ^ В черновике текст написан так: «Я с головой ушел в работу по созданию поэтического документального кино, «кинопоэзии на фактах объективной действительности», и встречался с Маяковским редко. Поэтому его предложению устроить «полнометражный творческий разговор» я очень обрадовался. Но Маяковский не пришел ни до полуночи, ни после. Он неожиданно уехал из Ленинграда в Москву, откуда вскоре прибыло сообщение о его самоубийстве. Смерть Маяковского была для меня большим ударом. Я любил его по-настоящему». Далее зачеркнуто: Мне казалось, что это не он, а я кончил сам[оубийством]. [Комментарии Д.В. Кружковой, С.М. Ишевской]
Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera