Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Впервые Роом появился около картины два года назад. Он тогда взял шефство над Тихоновым. Сам Роом был чрезвычайно перегружен. Он скромно проводил второй год мучительного безделья и творческих поисков (понятно, за счет фабрики!).
Опуститься до сценария Ильфа и Петрова такой крупный мастер, как А. Роом, конечно, не мог. Опыт шефства Роома обошелся недорого: картина легла на полку, а фабрика списала в убыток только 250 тыс. рублей. Эксперимент явно не удался.
Роом вступил в третий год своего устойчивого безделия, когда тихоновское «Однажды летом» окончательно провалилось. И тут Роом выпрямился во весь свой гигантский рост. Он (какое счастье!), сам решил взяться за картину и исправить результаты своего невеселого шефства. Правда, энтузиазма он не проявил. Но, видимо, Роома испугала перспектива пятилетки прогула и лодырничанья, и он приступил к постановке.
На фабрике все притихли. Говорили шепотом. Многотиражка слегка осмеливалась напоминать Роому о простоях. Дирекция фабрики заключила договор с Роомом, что 1 сентября он обязательно едет в Сухум снимать. Почему надо было обязательно 1 сентября быть в Сухуме? Обычно и под Москвой в сентябре бывает тепло. Но раз Роом требует Сухум, то должен быть Сухум.
Уже давно отмечено неквалифицированными наблюдателями, не знающими специфики кино, что киноработники осенью всегда тянутся на юг, к солнцу, к морю. Даже технические фильмы не могут обойтись без прекрасного влияния Черноморского побережья.
После того как Роом измотал всю фабрику, переменил трех композиторов, трех операторов, перевел всю группу на осадное положение, поручив военное командование жене своей О. Жизневой, он взялся за настоящую работу. Началась съемка моста.
Если бы Ильф и Петров были на этих съемках, они получили бы готовые эпизоды для новой комедии.
По сценарию нужен ремонт провалившегося моста. Но Роом потребовал постройки нового моста. Так как творческие помыслы этого маэстро — штука совершенно неприкосновенная, то фабрика согласилась строить большой новый мост.
Но фабрика тоже не дура. Она имеет свои экономические расчеты. Для чего строить новый большой мост, который не нужен! Не лучше ли сговориться с какой-нибудь организацией и вместе с ней построить добротный мост? Фабрика нашла такую организацию, но эта организация потребовала максимальных темпов строительства, а Роому нужны были минимальные.
Как быть?
Фабрика нашла выход. Она взяла на себя оплату перевозки грузов этой организации окружным путем на все время творческого строительства моста. Когда же мост подходил к концу, то все спохватились:
— Позвольте, по сценарию нужен мост на реке, а тут мост на канаве, в которой никаких признаков воды.
Фабрика выдержала и это испытание. Построили плотину, которая должна была превратить канаву под мостом в речку.
Обрушилось совершенно неожиданно новое стихийное бедствие. Темные силы природы, взнузданные плотиной, прорвались и уничтожили всю затею.
Когда и эта трудность была героически преодолена и все сооружение было готово для съемки, Роом неожиданно потребовал самолет. На фабрике настолько испугались, что решили спросить великого мастера — на кой черт ему понадобился самолет? Роом объяснил:
— Мне надо обозреть всю местность с такой точки, которая...
На этот раз фабрика не согласилась с Роомом, по-видимому, из страха. Самолет самолетом, это еще достать можно. Но что если режиссер потребует подводную лодку, чтобы со дна великой реки рассмотреть все контуры сооружения?!
Покончив с мостом, Роом, наконец, к великой радости всей фабрики уехал в Сухум. Осень подошла — время самое сухумское...
Но почему же все-таки Роом не снимает? Почему он упускает солнце?
Виноваты, видите ли, Ильф и Петров — они сбили Роома своим сценарием.
Диковинное авто, выдуманное писателями, должно было двигаться, а двигаться надо, понятно, по натуре. И двигался Роом по побережью Черного моря в поисках натуры. Правда, он до этого был в командировке в Сухуме для нахождения этой самой натуры, но великий мастер попросту покатался по Закавказью на государственный счет н ничего не искал, кроме собственного развлечения.
На помощь Роому выехал зам. директора фабрики, директор ХПО (это значит художественно-производственное объединение) Свенцицкий.
Месяц провел Свенцицкий в Сухуме, не зная покоя. Помогал искать, а когда нашли нужную натуру, солнце ушло. Тут даже и директор ХПО не мог помочь.
Свенцицкий вернулся в Москву и заверил, что все идет как по маслу. Нельзя было не верить, так как Свенцицкий привез с собой безусловные доказательства успеха: он загорел, а это значит, что солнца было достаточно.
Три месяца просидела семья Роома в Сухуме, довольствуясь слабым осенним солнцем. Кое-что сняли, но пустяки. Странно, как не догадались насчет Каира: там в это время солнце бывает крепкое, кинематографическое.
Когда Роом вернулся с группой в Москву и занялись подсчетом, то оказалось, что прошлогоднее шефство Роома куда более выгодное предприятие, чем его режиссерство.
Из сметы в 600 тысяч рублей Роом сумел истратить 509 тысяч и снять пять процентов картины. Единоначальник Роом — директор и режиссер своей группы — не растерялся. Подумаешь, чем удивили! Он пустил в ход «специфику», «творчество». На этот раз дирекция ему не поверила. Новый директор фабрики т. Металлов не упал в обморок от роомовской аргументации и прикончил преступную работу этого бездельника и растратчика. Не обошлось без потрясающих выступлений Роома и его оруженосца Жизневой.
Это уже зря. Ни Роому, ни Жизневой не следует теперь тратить время на такие пустяки.
Лучше приберечь всю свою творческую энергию для прокурора и попытаться убедить его, что можно безнаказанно выбросить полмиллиона рублей и выйти сухим из воды.
Бесстыдство и чувство безнаказанности не покидало Роома до последних дней. Этот молодчик составил новую смету по картине, которая должна была быть готова в апреле 1935 года, на... 1 миллион с лишком рублей. Итого: 250 плюс 600 плюс миллион = 1.850.000 руб.
Руденко Н. Мост имени Роома // Кино. 1934. 22 марта.