Строительство Днепровской гидроэлектростанции начиналось в годы первой пятилетки. Это знаменательное событие легло в основу нового сценария и фильма Довженко «Иван». Мне тоже выпала большая честь работать на этой картине. С оператором Д. П. Демуцким я уже встречался по работе в группе «Фата Моргана», а Александра Петровича не знал. Демуцкий представил меня как своего ассистента. До сих пор помню умные глаза, ласковый взгляд Александра Петровича, приветливо встретившего меня. Крепкое рукопожатие.
«Иван» был первым на Украине звуковым фильмом.
Экспозицию фильма составляли днепровские пейзажи.
Довженко ставил перед оператором сложную задачу: показать красоту, необъятность реки, величавую тишину ее вод, воспетых когда-то Гоголем. Реализация этого замысла осложнялась тем, что в изобразительном искусстве в этом плане не было аналогов. Да и Днепр уже был не такой. Все изменилось, но идея фильма требовала опоэтизированного пейзажа, который по силе воздействия был бы равен гоголевскому. И Демуцкий в поисках образного решения обращается к произведениям писателя. Вся наша операторская группа декламировала: «Чуден Днепр при тихой погоде...». ‹…›
Операторскую группу составляли Даниил Демуцкий — главный оператор, Юрий Екельчик и Михаил Глидер. Основательно подготовившись, группа отправилась в плавание. Решили снимать пейзажи с палубы парохода «Комсомолец», идущего в свой обычный рейс, в Днепропетровск.
Помню, была июльская жара. Пароход, казалось, еле двигался. Минули вторые сутки, позади остались Канев, Черкассы, Кременчуг, а нужные пейзажи не встречались. Довженко и Демуцкий не отходили от аппарата. Ритмично хлопали колеса нашего «Комсомольца». И вот внезапно перед нами открылась величественная ширина Днепра. Довженко мгновенно поднялся, дрожащими руками схватился за панорамные ручки и, всматриваясь в «глазок» аппарата, начал быстро их крутить, прикидывая кадр. А я по указанию Демуцкого менял объективы. Наконец, оторвавшись от лупы, Александр Петрович обратился к Демуцкому: «Даня, можно уже снимать?» — «Да, сейчас начнем», — ответил тот.
Я посмотрел на Довженко. На его сосредоточенном лице вдохновенно светились глаза. Наступила торжественная минута съемки первого кадра. Демуцкий спокойно попросил у меня широкоугольный объектив. Аппарат заработал.
Нос парохода продолжал резать спокойную гладь Днепра. И вдруг перед нами предстал выгнутый подковой берег, укрытый стройными осоками и кучерявыми вербами, отражающимися в воде. «Комсомолец» быстро направлялся к этой сказочной красоте. Те, кто был на палубе, подбежали к перилам и стояли, как зачарованные: одни деревья приближались к пароходу, как бы плыли на нас, другие, наоборот, удалялись, и все двигалось не талыш на самом берегу, а на воде. Боясь пропустить это необыкновенное зрелище, Довженко крикнул: «Даня, снимай! Улови священное мгновение в природе». Взволнованный Демуцкий крутил ручку киноаппарата.
Задача была решена Демуцким блестяще. Уже с первых кадров исчезла граница экрана, и перед зрителем открылись необъятные просторы тихого, величественного Днепра, извечно несущего свои воды. Все дышало подлинной поэзией... Безоблачное небо вносило спокойствие, тишину, а движущаяся камера как бы оживляла воду, придавала пейзажу стереоскопичность... Казалось, что ты сам плывешь по зеркальной глади седого Днепра. ‹…›
Сергей Эйзенштейн, анализируя на одной из своих лекций искусство звукоизобразительного монтажа, говорил: «Я считаю в этом отношении одним из лучших примеров в кинематографии — начало „Ивана“. Это там, где песня и просторы воды сливаются в каком-то едином чувстве».
Отсняв днепровские пейзажи, группа отправилась на место основных съемок — на строительство Днепрогэса. В Новом Запорожье, что тогда только строился, нас поместили в еще необорудованной гостинице. Тюфяки, положенные на пол (в гостинице не было кроватей), водопровод во дворе — вот и весь комфорт. Но мы были молоды, энергичны, любили наших мастеров и никакие трудности нас не пугали. Мы были горды и счастливы тем, что работали над фильмом, который должен воссоздать историческую стройку. Довженко и Демуцкий в течение десяти дней с утра до поздней ночи c жадностью изучали жизнь большого строительства. Здесь они черпали вдохновение, без которого невозможно настоящее искусство. Их интересовали не только грандиозные масштабы работ, но главным образом люди, созидающие своим героическим трудом Днепровскую ГЭС.
На стройке все кипело: перекрывались воды Ддепра, гремели взрывы, гудели всевозможные механизмы, неслись поезда, груженные бадьями с бетоном. Целый лее кранов быстро разгружал и спускал эти бадьи, и их ловко подхватывали уверенные и крепкие руки бетонщиков. Здесь творилась история социалистической индустрии страны.
С вдохновением работали Довженко и Демуцкий. Их объединяло одно желание — запечатлеть на пленке героический подвиг. Они понимали, что новая жизнь требует нового ритма, новых изобразительных средств. Статическая камера дала бы скованно жизнь строительства, находящегося все время в беспрерывном движении. Поэтому решено было снимать стройку с поезда, курсирующего между бетонным заводом и плотиной. На одной из его платформ установили кинокамеры.
Сначала зритель видел плотину в лесах. Затем открывалась строительная площадка, заполненная новой техникой. Поезд шел по изогнутому пути, основание плотины то появлялось, то вдруг исчезало, то возникало снова, поражая своими размерами. Многоплановость придавала этой панораме масштабность, впечатляющую силу. Светлые, радостные тона определяли тональную гамму «Ивана».
Не раз во время съемок Довженко обращал внимание Демуцкого на работу девушек, которые пластично, четкими движениями рук давали команды крановщикам, направляя их стрелы в котлован. Любуясь работой бетонщиков, Александр Петрович говорил: «Как красив человек в труде». И он умел эту красоту прославить. Помню, с каким воодушевлением он работал над эпизодом «бетонщики утоляют жажду». В блестяще смонтированной панораме пред зрителем представала галерея портретов молодых строителей.
Доброжелательность Довженко и Демуцкого создавали на съемочной площадке спокойную, деловую атмосферу. Все работали вдохновенно, не считаясь со временем, и были счастливы.
На меня огромное впечатление произвела интеллигентность наших мастеров.
Довженко работал над кадром со всей страстностью своего неуемного темперамента. Демуцкий был всегда сосредоточен, спокоен. Он мгновенно улавливал любой нюанс в замысле режиссера. В процессе длительного творческого содружества сложилось их умение смотреть на все «вдвоем». Это было искусство двух постоянно ищущих единомышленников и настоящих друзей. Демуцкий понимал, что содружество с Довженко дало ему возможность полностью раскрыться как оператору. ‹…›
У Довженко было удивительное поэтическое восприятие природы. Однажды после съемки на правом берегу Днепра он вместе с Демуцким наблюдал, как последние лучи заходящего солнца одевали в багрянец выступающую из воды скалу Сагайдачного и покрытую лесом ретовок плотину. Медленно опускалось огромное красное солнце, и вместе с ним постепенно исчезали багряные пятна. Сперва они угасали на скале, потом — на верхушках рештовок и, наконец, на самой плотине. Землю окутывали сумерки. Восхищенный этой чарующей картиной, Довженко сказал: «Вот если бы это можно было показать в кино, да еще в цвете». Отвечая ему, Демуцкий пожаловался на то, что в те мгновения, когда природа особенно красива — рано утром и вечером, — существующая кинотехника не позволяет воссоздать ее. «Только химия, быстро развивающаяся, в недалеком будущем сделает это возможным», — добавил он.
Время моей практики еще не закончилось. Я был бесконечно рад, что смогу видеть съемки в павильоне. Хотелось знать, как Демуцкий работает с полуваттным светом, впервые применявшимся на съемках «Ивана».
Из павильонных съемок особо примечателен эпизод приезда Ивана на Днепрострой. Эпизод был построен на синхронных кусках: съемок, сделанных в павильоне, и натурных кадров — пейзажей ночного строительства.
Хорошо помню, как снималась эта сцена. Комнату окутывали сумерки, надвигалась ночь. Иван подходит к раскрытому окну. Перед ним — грандиозная панорама строящегося Днепростроя, слышна необычная музыка звуков — это «голоса» многочисленной техники ГЭС.
Чтобы достичь правдивого эффекта в показе ночной стройки, Демуцкий подолгу наблюдал характер освещения строительной площадки. И наконец остановился на утреннем контражурном свете. Это требовало высокого мастерства и, как говорил Довженко, «души художника». Ночной Днепрострой был снят Демуцким длиннофокусной оптикой «Росс» с применением легких светофильтров на артохроматичзской пленке «Агфа-специаль».
Демуцкий работал увлеченно. Не раз предлагал и нам, ассистентам, заглянуть в лупу аппарата. «Посмотрите, — говорил он, — что делается. Это же сказка». И правда, монументальные, покрытые рештовками быки, множество работающих ажурных кранов, которые, переплетаясь, создавали причудливый рисунок, поезда, выбрасывающие огромные клубы дыма, отблески металла — все это, окутанное каким-то необычайным ореолом, создавало впечатление феерического зрелища. ‹…›
Мне пришлось ассистировать Демуцкому во время съемок эпизода в комнате Степана Губы. Помню, Даниил Порфирович стоял возле аппарата и прислушивался к замечаниям Довженко, работавшего с актером Шкуратом. Демуцкий тихо начал пояснять бригадиру осветителей схему света. И когда Довженко заканчивал репетицию, световое решение было готово.
Контрастное двустороннее освещение ломало лицо Губы, делало его отвратительным, отталкивающим. А его подсвеченные глаза передавали глубоко скрытую тревогу, беспомощность и духовное убожество.
Убедительное световое решение было найдено и для заключительного эпизода фильма. Университетская аудитория была залита потоком света, создававшего чувство большой радости жизни. И когда надпись объявляла: «Товарищи профессоры, выкладывайте Ивану все, что у вас есть», — операторы направляли свет на одухотворенное лицо Ивана, сидевшего на первой скамье, как бы подчеркивая, что он сможет постичь все науки.
...Доснимались последние декорации. Фильм стремились закончить к знаменательной дате — 15-летию Великого Октября.
Кохно Л. Поэзия труда // Довженко в воспоминаниях современников. М.: Искусство, 1982.