Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Я приехал в Ереськи, когда уже отсняли половину фильма. Устроившись на квартире, я попросил администратора отвести меня к месту съемок и по дороге узнал от него, что съемочная группа все время напряженно работает, максимально используя солнечную погоду последних дней лета. С утра уже успели отснять фрагменты эпизода похорон убитого кулаками тракториста Василя, а во второй половине дня хотят отснять эпизод, как живой еще Василь перепахивает трактором кулацкие межи.
Так вот, когда мы приблизились к месту съемок, которые происходили в самом конце села, подошел ко мне артист С. Свашенко — исполнитель роли Василя (мой дружок) — и сказал, что он уже отснялся, а теперь Довженко хочет успеть отснять еще и другой эпизод, где отец Василя (артист С. Шкурат) в последний раз перепахивает свой индивидуальный шмат земли и после этого решает вступить в колхоз. А Василь — сельский активист — уже поехал на станцию за трактором, теперь начнется новая жизнь: все будет по-новому! Чтобы не мешать съемкам, я издали наблюдал процесс создания фильма про всемирно-историческое событие в нашей стране — коллективизацию.

— Стоп! — прозвучал металлический голос Довженко. — Еще раз... Последний дубль... Операторы! Не пропустите вот ту большую тучу, что нависла там над горизонтом. Вишь какая задумчивая... Даня! — обратился он к оператору Демуцкому. — Ну, как у тебя?
И Довженко сам посмотрел в киноаппарат. Демуцкий же, приложив к глазу темное стеклышко, посмотрел на тяжелую и задумчивую тучу, которая, как бы умышленно, была привешена к этому кадру.
— Можно снимать... — флегматично сказал Демуцкий, оставаясь всегда чрезмерно спокойным. — Вот только дерево, что виднеется там вдали, не мешало бы отодвинуть в сторону — оно нарушает композицию кадра...
— Художники! — скомандовал Довженко. — Отодвиньте подальше дерево...
Художник картины Василий Кричевский отодвигает дерево.
— А вот эта хата не мешает? — и Довженко указывает на близстоящую хату. — Может, и ее отодвинуть немного назад?
— Можно. Солнце уже село, и она не играет в кадре, — согласился Демуцкий.
Художник с рабочими группы переставляют деревья, поправляют кусты, облицовывают дерном разрыхленную землю и оттягивают дальше хату. А я смотрю на все это, завороженный необычной работой людей, которые изменяли живой пейзаж, и не верю тому, что это декорации, вмонтированные художником в живую природу. Довженко казался мне тогда удивительным чародеем, которому подчиняются природа, люди и тучи на небе — все служит для выразительности и красоты построенного им кадра.
Критика впоследствии отмечала особую выразительность кадров «Земли», их «скульптурность», которая достигалась композицией кадра и ракурсом съемки. Так и говорили: «довженковские кадры».
То же самое можно сказать и об операторской работе Демуцкого. У него, как потом писали, природа «поет» и «дышит», она «стереоскопична». Оба мастера были тонкими знатоками украинской природы, села, его людей и быта. А украинский художник В. Кричевский был их достойным партнером. Что же касается актеров, исполнителей основных ролей, то они были подобраны так, что каждый из них еще с молоком матери вобрал в себя украинскую самобытность людей земли, которых они изображали на экране. Большинство из них выросли на селе и поэтому умели общаться «приязненно не только с простыми людьми, а и с конем, телятами, с солнцем в небе и даже травами на земле», — как говорил Довженко.
И особенно важным обстоятельством, способствовавшим высокому качеству фильма, было творческое содружество — единомыслие всего съемочного коллектива — от режиссера, оператора до самого маленького актера или ассистента. ‹…› Очевидно, лишь так и могла быть создана довженковская «Земля». ‹…›
Довженко стоял в своем чумацком убранстве и, сосредоточенно наблюдая, как падает дождевая дробь, о чем-то думал. Сложив руки на груди, он будто сливался с природой, вслушиваясь в нее. (Никто не мог быть сосредоточен так, как Довженко!) Возможно, он под впечатлением этого ливня придумывал концовку для своей «Земли»: «...и на пыльную знойную землю полился дождь, крупный и теплый...
Вскоре были омыты сады, огороды, баштаны, поля. На чистых яблоках и сливах... переливались чистейшие капли, дрожа и перекатываясь с плода на плод...»

А кто это там примостился на призьбе под хатой и уже крутит ручку киноаппарата? Конечно, наш неусыпный оператор Даня Демуцкий, соратник и друг Довженко! Ничто не проходило мимо его аппарата, мимо его жадного внимания художника, который ни в ясную погоду, ни в дождь не теряет возможности хоть что-нибудь да отснять. Вот и сейчас, когда дождь стал утихать, Демуцкий, воспользовавшись этим, уже снимает дождевые капли в саду, которые скатываются с яблока на яблоко кристально чистые, как слезы. Затем он углядел огромную, животастуго тыкву, вылезшую из ботвы, — он и ее фиксирует на пленку. Где какой цветастый листик или необычный луч света промелькнет перед его глазами, Даня ничего не пропустит и отснимет. А потом, просматривая отснятый материал, мы всегда были приятно поражены сюрпризами даниных натюрмортов. И не удивительно, что «Земля» заканчивалась такими чудесными фотографиями дождя, земных плодов и кристальных дождевых капель — чарующим гимном природе. Гимном, пропетым не только режиссером, но и оператором Даниилом Порфириевичем Демуцким, небольшого роста человечком, с головой, как репка, с двумя пучками бровей, нависших над ясными глазами, интимными и пристальными. Тихий и скромный, малозаметный — он больше молчал и слушал. Это он, Даня, — гениальный исполнитель художественных замыслов Довженко в «Земле». Это он неповторимо отобразил на пленке и волнующееся море ржи, и знаменитых волов, и танец Василя, и смятенных коней. Помните мчащихся коней? Когда хоронят Василя, когда поп в церкви бессильно возводит руки к богу, не находя ответа, когда дивчина Наталка, протестуя против убийства любимого ее Василя, рвет на себе одежду и убийца Хома, как безумный, мечется по полям и огородам, — кони вихрем летят, встревоженные и неудержимые. Будто крик людской или стон, будто призрак стоголовый, гривастый, внезапно появившийся из-за горы и так же исчезнувший в долинах и ярах! А знаменитые подсолнухи и яблоки, которые как бы падают с экрана! А дождь, а... все, что он, оператор-чародей, отснял, все на экране будто дышит и поет, излучает аромат самобытной и дивной украинской природы.
Масоха П. Счастье // Искусство кино. 1968. № 7.