Я приехал в Ереськи, когда уже отсняли половину фильма. Устроившись на квартире, я попросил администратора отвести меня к месту съемок и по дороге узнал от него, что съемочная группа все время напряженно работает, максимально используя солнечную погоду последних дней лета. С утра уже успели отснять фрагменты эпизода похорон убитого кулаками тракториста Василя, а во второй половине дня хотят отснять эпизод, как живой еще Василь перепахивает трактором кулацкие межи.
Так вот, когда мы приблизились к месту съемок, которые происходили в самом конце села, подошел ко мне артист С. Свашенко — исполнитель роли Василя (мой дружок) — и сказал, что он уже отснялся, а теперь Довженко хочет успеть отснять еще и другой эпизод, где отец Василя (артист С. Шкурат) в последний раз перепахивает свой индивидуальный шмат земли и после этого решает вступить в колхоз. А Василь — сельский активист — уже поехал на станцию за трактором, теперь начнется новая жизнь: все будет по-новому! Чтобы не мешать съемкам, я издали наблюдал процесс создания фильма про всемирно-историческое событие в нашей стране — коллективизацию.
— Стоп! — прозвучал металлический голос Довженко. — Еще раз... Последний дубль... Операторы! Не пропустите вот ту большую тучу, что нависла там над горизонтом. Вишь какая задумчивая... Даня! — обратился он к оператору Демуцкому. — Ну, как у тебя?
И Довженко сам посмотрел в киноаппарат. Демуцкий же, приложив к глазу темное стеклышко, посмотрел на тяжелую и задумчивую тучу, которая, как бы умышленно, была привешена к этому кадру.
— Можно снимать... — флегматично сказал Демуцкий, оставаясь всегда чрезмерно спокойным. — Вот только дерево, что виднеется там вдали, не мешало бы отодвинуть в сторону — оно нарушает композицию кадра...
— Художники! — скомандовал Довженко. — Отодвиньте подальше дерево...
Художник картины Василий Кричевский отодвигает дерево.
— А вот эта хата не мешает? — и Довженко указывает на близстоящую хату. — Может, и ее отодвинуть немного назад?
— Можно. Солнце уже село, и она не играет в кадре, — согласился Демуцкий.
Художник с рабочими группы переставляют деревья, поправляют кусты, облицовывают дерном разрыхленную землю и оттягивают дальше хату. А я смотрю на все это, завороженный необычной работой людей, которые изменяли живой пейзаж, и не верю тому, что это декорации, вмонтированные художником в живую природу. Довженко казался мне тогда удивительным чародеем, которому подчиняются природа, люди и тучи на небе — все служит для выразительности и красоты построенного им кадра.
Критика впоследствии отмечала особую выразительность кадров «Земли», их «скульптурность», которая достигалась композицией кадра и ракурсом съемки. Так и говорили: «довженковские кадры».
То же самое можно сказать и об операторской работе Демуцкого. У него, как потом писали, природа «поет» и «дышит», она «стереоскопична». Оба мастера были тонкими знатоками украинской природы, села, его людей и быта. А украинский художник В. Кричевский был их достойным партнером. Что же касается актеров, исполнителей основных ролей, то они были подобраны так, что каждый из них еще с молоком матери вобрал в себя украинскую самобытность людей земли, которых они изображали на экране. Большинство из них выросли на селе и поэтому умели общаться «приязненно не только с простыми людьми, а и с конем, телятами, с солнцем в небе и даже травами на земле», — как говорил Довженко.
И особенно важным обстоятельством, способствовавшим высокому качеству фильма, было творческое содружество — единомыслие всего съемочного коллектива — от режиссера, оператора до самого маленького актера или ассистента. ‹…› Очевидно, лишь так и могла быть создана довженковская «Земля». ‹…›
Довженко стоял в своем чумацком убранстве и, сосредоточенно наблюдая, как падает дождевая дробь, о чем-то думал. Сложив руки на груди, он будто сливался с природой, вслушиваясь в нее. (Никто не мог быть сосредоточен так, как Довженко!) Возможно, он под впечатлением этого ливня придумывал концовку для своей «Земли»: «...и на пыльную знойную землю полился дождь, крупный и теплый...
Вскоре были омыты сады, огороды, баштаны, поля. На чистых яблоках и сливах... переливались чистейшие капли, дрожа и перекатываясь с плода на плод...»
А кто это там примостился на призьбе под хатой и уже крутит ручку киноаппарата? Конечно, наш неусыпный оператор Даня Демуцкий, соратник и друг Довженко! Ничто не проходило мимо его аппарата, мимо его жадного внимания художника, который ни в ясную погоду, ни в дождь не теряет возможности хоть что-нибудь да отснять. Вот и сейчас, когда дождь стал утихать, Демуцкий, воспользовавшись этим, уже снимает дождевые капли в саду, которые скатываются с яблока на яблоко кристально чистые, как слезы. Затем он углядел огромную, животастуго тыкву, вылезшую из ботвы, — он и ее фиксирует на пленку. Где какой цветастый листик или необычный луч света промелькнет перед его глазами, Даня ничего не пропустит и отснимет. А потом, просматривая отснятый материал, мы всегда были приятно поражены сюрпризами даниных натюрмортов. И не удивительно, что «Земля» заканчивалась такими чудесными фотографиями дождя, земных плодов и кристальных дождевых капель — чарующим гимном природе. Гимном, пропетым не только режиссером, но и оператором Даниилом Порфириевичем Демуцким, небольшого роста человечком, с головой, как репка, с двумя пучками бровей, нависших над ясными глазами, интимными и пристальными. Тихий и скромный, малозаметный — он больше молчал и слушал. Это он, Даня, — гениальный исполнитель художественных замыслов Довженко в «Земле». Это он неповторимо отобразил на пленке и волнующееся море ржи, и знаменитых волов, и танец Василя, и смятенных коней. Помните мчащихся коней? Когда хоронят Василя, когда поп в церкви бессильно возводит руки к богу, не находя ответа, когда дивчина Наталка, протестуя против убийства любимого ее Василя, рвет на себе одежду и убийца Хома, как безумный, мечется по полям и огородам, — кони вихрем летят, встревоженные и неудержимые. Будто крик людской или стон, будто призрак стоголовый, гривастый, внезапно появившийся из-за горы и так же исчезнувший в долинах и ярах! А знаменитые подсолнухи и яблоки, которые как бы падают с экрана! А дождь, а... все, что он, оператор-чародей, отснял, все на экране будто дышит и поет, излучает аромат самобытной и дивной украинской природы.
Масоха П. Счастье // Искусство кино. 1968. № 7.