Надо сказать, что к моменту работы над «Пышкой» я, по сути говоря, не знал ничего. У Александра Вениаминовича Мачерета я был ассистентом по звуку, следовательно, не имел никакого отношения ни к монтажу, ни к работе с актером — к самому главному я отношения не имел. Мне всё пришлось осваивать заново. Я не умел работать с актером, я не умел монтировать, я не умел строить мизансцену. Я не знал, с чего начинать. Я не знал просто ничего. До сих пор я помню то жгучее ощущение стыда, с каким я начинал каждый день съемку, стараясь установить, что же и как же, с каких точек и как снимать, что нужно для сцены, как это смонтируется, и делал я огромное количество ошибок, разумеется. Ну, тем не менее мне удалось потом сложить картину.

Огромную помощь мне оказал в это время Борис Израилевич Волчек, оператор, которому верил просто до конца. Он пришел гораздо более подготовленным, чем я.

Он превосходно владел светом, композицией кадра, был настолько точен в своей работе, знал, что делает, снимал так интересно, остро и своеобразно, что я сразу доверился ему. Я думал так: «Ну, хорошо, пусть в чем-то я ошибусь, но по крайней мере зрелищно это будет грамотно».

Снимали мы отдельными монтажными кадрами, я следил главным образом за крупностями, за направлениями. Новым было то, что я делал широкие мизансцены, взятые сверху, круговые, перекрестные, треугольные, всячески стараясь работать на разности крупностей, поскольку у нас было очень мало натуры, всё основное было в павильонах. Я старался внутри павильонов идти от максимально общего к самому крупному и обратно, как бы исследуя и ионизируя пространство. В этом отношении Волчек был великолепен, великолепен в этом статическом потоке композиции, очень изобретателен, точен и выразителен.

Ромм. М. Как в кино. Устные рассказы. М.: Деком, 2003.