Как уже отмечалось, главным художником фильма «Мы из Кронштадта» был приглашен В. Е. Егоров. ‹…› Я встретился с Владимиром Евгеньевичем для обсуждения первых эскизов по фильму. Признаюсь, шел к нему не без робости: казалось, что такой большой мастер вряд ли нуждается в оценках его работы совсем еще молодым режиссером!
Когда были просмотрены зарисовки декораций, Егоров спросил, как они мне нравятся. Я был очень смущен. Некоторые эскизы были великолепны, другие, на мой взгляд, следовало бы сделать иначе. Но сказать об этом у меня не хватило смелости. Я только отложил их в сторону.
— Не нравятся? — спросил Владимир Евгеньевич.
— Нет-нет, эскизы очень хорошие, — пробормотал я, не решаясь прямо высказать свое мнение. — Но... видите ли... Мне кажется... хотя, может быть, я ошибаюсь...
— Да не стесняйтесь! — прервал меня художник. — Говорите прямо. Не нравятся? Ну что ж, сделаем иначе...
Он взял карандаш и с молниеносной быстротой стал набрасывать рисунки — один, другой, третий, разные варианты одной и той же декорации. Передавая их мне, спрашивал:
— А если так?.. Или вот в таком духе?..
Каждый эскиз был не похож на другие, отличался интереснейшим живописным и композиционным решением, сделан совершенно иначе, чем предыдущие. Но их объединяло одно: манера, характер, стиль и мастерство, свойственные Егорову. Его работы всегда можно было узнать сразу, не глядя на подпись. Настолько ярко выражалась в них неповторимая индивидуальность художника. ‹…›
Позднее, во время съемки фильма, мы попросили художника приехать на неделю в Кронштадт, где находилась наша экспедиция.
Не успев сойти с парохода, Егоров сразу же предупредил, что через три часа едет обратно. Неотложные дела вынуждали его на следующее утро быть в Москве. Естественно, мы были крайне смущены: что можно увидеть за столь короткое время? Мыслимо ли за такой срок почувствовать и узнать характерные особенности города моряков, жизнь на кораблях Балтфлота?
Владимир Евгеньевич проехал с нами по улицам, мельком взглянул на площадь у собора, на памятник около него, кинул взгляд на каналы и заторопился к пристани, где еще надо было осмотреть военный корабль для постройки его «двойника» в павильоне студии (декорации внутренних корабельных помещений).
Не успев поздороваться с командиром линкора, Егоров тут же деловито стал мерить шагами палубу вдоль и поперек, определяя ее размеры. Нас пригласили в боевую рубку. Пока мы осматривали ее, Егоров исчез. Спустя некоторое время вахтенный офицер доложил капитану, что в машинном отделении в глубинах корабля задержан какой-то штатский человек — он зарисовывал в блокнот схемы боевых механизмов. Вскоре под охраной двух вооруженных моряков был доставлен «арестованный». Владимир Евгеньевич, раздосадованный, что ему помешали закончить чертежи, начал выражать свое неудовольствие. Но, взглянув на часы, ринулся на пирс: до отхода парохода в Ленинград оставалось считанное время.
Отплывая, он успел лишь крикнуть нам:
— Через три дня вышлю эскизы! Не беспокойтесь!
Откровенно говоря, мы все же очень тревожились. Слишком уж поспешно, мимолетно, как нам казалось, осмотрел он все необходимое и, конечно, ничего не успел по-настоящему разглядеть, запомнить. Однако через несколько дней мы получили объемистый пакет с эскизами. Они поразили нас. В мастерски сделанных, выразительных рисунках нашло свое выражение все самое интересное, характерное, что было свойственно Кронштадту, передан неповторимый, специфический колорит города-крепости на Балтике.
Предельно лаконично, в яркой художественной трактовке запечатлены были суровая поэзия Кронштадта, грозная патетика военного флота. ‹…›
И что особенно примечательно, эскизы Егорова являлись не обычными этюдами с натуры, не живописью в общепринятом смысле, а обладали ярко выраженным, так сказать, кинематографическим, качеством: органически предназначались для воплощения на экране, где в дальнейшем в еще большей мере раскрывалась вся сила их впечатляемости.
Дзиган Е. Жизнь и фильмы. М.: Искусство, 1981.