В чем сила этого фильма, отчего из театра выходишь взволнованным, несмотря на агитационную условность действия и на обилие густо-мелодраматических эффектов? Можно бы ответить: Россия, русские лица, близкие, памятные всем события... Нет, не то. Во-первых, Россия в этой картине подана с сильнейшей большевистской приправой, и ни пение «Интернационала» в самые патетические моменты, ни цитаты из Ленина в нас восторга отнюдь не вызывают. Во-вторых, — взволнованы, явно взволнованы и иностранцы. А что им Россия? Ни эти широкие, скуластые физиономии, с глазами в щелочку и какой-то особенной, добродушно-хитрой «ухмылкой», ни русская речь в них, конечно, эмоций не вызывают. Экзотика, что-то вроде Индии или Турции для нас, не больше! А весь зал следит за действием «Кронштадтских матросов», не отрываясь, притихнув, застыв: каким-то чудом, по «мановению жезла», случайная публика с бульваров превращается в тех идеальных зрителей, о которых мечтают некоторые театральные реформаторы.
Разгадка проста, хотя и касается не только этого фильма, но отчасти и всего современного искусства. В «Кронштадтских матросах» много недостатков, а советской кино-технике, как бы ни превозносили ее в Москве, еще очень далеко до техники американской. Есть промахи, есть какое-то наносное, нестерпимое, вечное советское хвастовство, стиля «шапками закидаем», заметное решительно во всем. Но все-таки за этой картиной чувствуется то общее одушевление, которое никакими коммерческими расчетами вызвать нельзя. В американской постановке есть, может быть, один гениальный режиссер, один гениальный актер. Но его окружают ремесленники, знающие свое дело, но равнодушные ко всему, кроме выгоды.
Здесь гениев нет (разумеется, я и у американцев говорю о них предположительно). Зато все увлечены. У всех — одна творческая идея, один пафос, уходящий корнями в широкое социальное вдохновение. Это почти народное искусство, почти то же самое, что подавляет и изумляет теперешнего одиночку-европейца в средневековых соборах или в каких-нибудь далеких легендах и сказаниях. Подчеркиваю: почти. Кое-где улавливаешь и подделку под народность, да и вообще времена великих коллективных творческих подъемов прошли. Но отблеск их еще лежит на «Кронштадтских матросах». Хочется сказать, что в фильме есть «душа», — именно то, о чем тоскует и чего безнадежно ищет Холливуд.
Последние советские постановки были в большинстве случаев «мирными», за исключением «Чапаева». Демонстрировались успехи колхозников или старания комсомольцев овладеть наукой. Для внутреннего потребления эти картины, пожалуй, и годятся, но при экспорте вызывали разочарование. Корова всегда корова, будь она колхозной или помещичьей. Увлечь западного зрителя «строительством» оказалось трудновато... «Мы из Кронштадта» — фильм героический, утоляющий томящую каждого человека жажду необыкновенного и смутно манящий его общереволюционными перспективами свободы, справедливости, братства. Не удивительно, что он имеет успех. В усталой России охота к таким зрелищам исчезла. Насмотрелись, довольно! «Даешь красивую жизнь» — и, в особенности, спокойную жизнь. В Европе — положение другое.
Действие происходит на подступах к Петербургу, осенью 1919 года, во время наступления Юденича. Отряд кронштадтских матросов, отстаивающий столицу, попадает в засаду и гибнет. Уцелевшим пяти-шести человекам «белогвардейцы» привязывают огромный камень на шею и сбрасывают их со скалы в море. Один матрос спасается, плывет на лодке в Кронштадт, поднимает тревогу — и расправляется с врагами. На этой канве сценарист
Всев. Вишневский (автор «Оптимистической трагедии»,
«Первой конной» и других пьес) расшил довольно затейливые узоры, с любовными и юмористическими эпизодами: вроде, например, сцены с пленным белым солдатом, которого матросы принимают за англичанина. Тот неожиданно улыбается и опускает глаза:
— Псковские мы... Из-под Пскова!..
Но в целом — реализма в фильме нет. Диалоги замедлены и как будто сгущены. Ритм — тоже. Все дышит намеренной монументальностью. Такие картины, как высадка матросов с кораблей и тихое шествие их, по грудь в воде, на фоне зловещего неба, зловещего моря, похожи на грандиозную фреску. Прекрасен петербургский порт и Зимняя канавка, по которой на рассвете скользит узкий катер.
Если бы не агитационный душок, если бы не этот внезапный, ужасный привкус мелкой, злобной партийности... какая была бы красота! Но не буду в тысячу первый раз повторять всего, что приходилось на эту тему говорить. В «Матросах», по крайней мере, есть многое, что искупает агитацию.
Последние новости. 1936. 5 июня. Цит. по: Адамович Г. «Мы из Кронштадта»: По поводу «Кронштадтских матросов» / Публикация Олега Коростелева и Рашита Янгирова // Киноведческие записки. 2000. № 48.