Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Александр Довженко и «Аэроград»
Фрагмент выступления. 1935 год

В Киеве в марте этого года я увидел фотографию Довженко шестнадцатого года. Я остался вдвоем с ней, с молодым Сашко, и смотрел на это лицо. Что оно мне говорило? Я глядел в его глаза и не мог ничего прочесть в этом лице. Это было лицо человека иного мира. Я в эту фотографию не верил. Мне было досадно, что мне ее дали. Мы совершенно изменились — даже физически. Лицо, облик у нас другой. Мы прожили несколько жизней.

Довженко — сын крестьянской семьи, его бабка слыла колдуньей и ворожеей, он сын украинской земли, он видел только маленький ее клочок — свою деревню. Этот человек выходил из своего детства, он шел как слепой, он лишь постепенно прозревал...

Как становилось наше искусство, где было наше место — вот о чем надо говорить.

Разве речь может идти об одном фильме? Это только кусочек жизни. Давайте говорить о целом. Без целого мы ничего не сможем понять. ‹…›

Шла революция. Мы ее любили, мы много сделали для нее по-настоящему. Но идти было трудно, и много было срывов. Сможет ли Довженко, когда будет рассказывать о своей жизни, не сказать, что он жил трудно и что тысячи вещей ему были неясны и еще не одинаково дороги?

Но художник рождался. Была жажда движения. Высокая поэтика времени, которая вступала в бой со старыми канонами и традициями, — она уже владела нами. Где-то в двадцатом году МЫ начинали что-то писать на фронтах. Где-то на севере, в агитпоезде, что-то начинал творить Эйзенштейн.

Рождались художники. Слепые глаза раскрывались! Мы начинали понимать новое. Мы начинали видеть новый мир. Мы начинали знакомиться друг с другом. Мы влюблялись в нашу революцию. Мы по-новому начали любить родину.

Мы прожили двадцатый год! Вспомните этот двадцатый год! Надо было сопротивляться, надо было действовать, надо было драться.

На Украине тогда было трудно. Борьба на Украине продолжалась очень долго. Она захлестывала многих, и многие из дорогих товарищей ушли из этой жизни и из искусства.

На Украине, в очень трудных условиях, рос Довженко. Его первые революционные порывы подавлялись: «За то, что ты делаешь, ты будешь уничтожен». Надо было иметь силу гордости, силу вызова, чтобы ответить: «Ни, не поддамся. Не буду уничтожен».

Довженко полюбил революцию, он искал — и он нашел. Он увидел лицо революционной Украины, лицо бессмертного большевизма, лицо Красной Армии. Тогда он дал свой «Арсенал». У этого человека складывалось свое представление об искусстве. Довженко работал. Когда он создавал фильм «Земля», он верил в нее, в эту напитанную огромными соками землю. Критика не поняла художника. Все творчество Довженко сосредоточилось на понимании нового человека. Он дает его в «Арсенале», он дает его в «Земле». У него бывают неверные формулировки, но он идет вперед требовательно, жадно, и после своих ошибок он вновь ищет правильных путей в новой работе. Ему бывало трудно работать, бывало еще труднее рассказать обо всем, что накопилось, что хотелось отдать искусству. ‹…›

Он берет крупные темы: что есть человек, что есть жизнь, что есть отдача наших шестидесяти - семидесяти лет, которые отпускает жизнь на существование на этой земле, что на этой земле успевает сделать человек, как относится к друзьям, к себе, к людям и в первую очередь к революции. Он ставит крупные вопросы — вопросы смерти, вопросы дружбы, вопросы доблести, героизма. Он бьется над самым основным и важным.

И тогда, когда в искусстве многие копаются в быту, в быту, который каждый год меняет волна истории, — над ними подымается художник, который думает о времени, о борьбе, художник, которого занимают главные проблемы нашей эпохи. Довженко мыслит. Жалок тот художник, который не знает постоянного волнения и не анализирует: что я создал, что я сделал? Нужно стоять до конца и биться с этим страшным, враждебным нам миром, который хотел бы всех нас отправить в могилу. Довженко выходит на эту борьбу и говорит: буду биться за социализм, за революцию. Он борется! И это большое искусство, это искусство страшной отдачи. Это искусство взволнованное, это искусство, которое умеет поднять людей и направить их на борьбу. Мелкое, бытовое искусство, подкупающее, увеселяющее, ничего не стоит.

К войне, повторяю, нужно быть абсолютно готовыми, идейно вооруженными. Эту вооруженность идеей Довженко ведет из фильма в фильм.

Нельзя говорить, оборонный это фильм или нет. Это фильм жизни. И вновь Довженко под градом упреков наших критиков. И сегодня чувствуется в нем страшная усталость. Два c лишним года отдачи — и большой результат. Таких у нас единицы. У нас выходит сто, сто пятьдесят, двести фильмов, а мы о них не говорим. Фильмы Довженко заставляют нас думать.

Я не аналитик, я просто художник, но, когда я всматривался в Глушака, мне виделся и сам Довженко. И я думал: с кем он говорит? Мне кажется, он говорит со своим собственным прошлым: старая дружба, взращенная на Украине, в детстве. И Довженко стреляет в эту дружбу. Он стреляет в людей, которые когда-то были с ним. Стреляет и отворачивается от них. Тут дело в решении крупнейших вопросов войны и жизни.

Довженко идет с этим фильмом к народу, Довженко говорит в этом фильме о войне, которая грядет. Он говорит о том, что существует борьба. ‹…›

Дело вовсе не в сюжетных решениях, дело вовсе не в Дальнем Востоке, потому что, возможно, борьба будет на западном фронте. Дело в том, как будут вести себя люди. И вот эта спокойная походка партизан, вскинувших винтовки, — это будущий ход миллионов мобилизованных людей; эти оставшиеся женщины будут решать с председателями колхозов и фабкомов, как быть дальше, как вести страну дальше.

Мне пришлось говорить с одним из председателей колхозов на Украине. «Что ты будешь делать в день ухода на фронт?» — «Утром, говорит, соберу всех с музыкой, соберу баб, мужиков, в общем в день ухода план заготовим». ‹…›

Довженко не был партизаном и был первый раз на Дальнем Востоке, но он рассказывал, что он думает о судьбе народа, о том, что мы будем брать винтовки, о том, как мы последним поцелуем будем приникать к женам, о том, как будем оставлять детей, о том, как будем драться и бить врага. Он говорит своим фильмом врагу: «Тронуть нас — не выйдет». Эта формула хороша. Действительно, не выйдет.

Довженко говорит своими фильмами о движении, о народе, о людях.

Чем откровеннее, чем сильнее, чем бесстрашнее человек в искусстве — тем лучше. Надо объявить беспощадную войну среднему, мелкому искусству. Мы даем искусство, которое опрокидывает американские фильмы. Надо создавать большое искусство и потому, что перед нами большие задачи, и потому, что может быть большая война, могут быть большие испытания.

Фильм «Аэроград» предупреждает капиталистический мир: у нас есть что противопоставить вам!

Завтра Довженко, отдохнув на юге или в тайге, пойдет дальше. Как он будет работать над «Щорсом» — я не знаю. Буду ли я работать с ним — тоже не знаю, но мы будем идти на самые боевые участки требовательно, страшно напряженно, мы будем идти, отбрасывая помехи.

«Аэроград» — свидетельство большого, радостного движения. И в этом есть заслуга Довженко.

Я приветствую моего друга, большого художника нашего искусства, приветствую его мужество, его сердце, которое открыто людям, приветствую его искусство, которое будет вооружать народ и двигать его в бой, потому что бой может быть завтра!

1935

Вишневский Вс. Статьи, дневники, письма. М.: Советский писатель, 1961.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera