Сроки съемки наших картин по сравнению с зарубежными очень длинны. А между тем немалый опыт убеждает: снимать картину надо быстрее, как можно быстрее. Не потому только, чтобы экономить материальные средства, удешевлять производство. Это жизненно необходимо для создания подлинно художественного кинопроизведения, чтобы не ослаблять нерв картины, ее темперамент, не останавливать пульс человеческих сердец... На едином дыхании, в едином порыве должен быть снят весь фильм, и это сохранит блеск актерских глаз, искренность поведения. От самого начала до заключительной надписи: «Конец фильма». Работать надо ежедневно: когда есть волнения влюбленности в свой фильм, есть душевная жажда созидания, нет усталости, а только высокая радость творчества. «Трудись и не смей уставать» повторял не раз К. С. Станиславский, личным примером подтверждая свой завет.

Один мой знакомый рассказывал: «Вошел я в монтажную комнату Эйзенштейна. Он монтировал „Ивана Грозного“. Я застал Сергея Михайловича в какой-то паузе раздумья. В каждой руке он держал по куску кинопленки. Вот смотри, обратился он ко мне, в этой руке Черкасов и в другой руке Черкасов. Здесь, показывая на правую руку, снято, как Черкасов направляется в горницу, а здесь, в левой, Черкасов продолжает движение, входит в горницу. И снято изнутри горницы. Первый кусок снимался в мае, второй в августе. У обоих Черкасовых грим тот же, костюм, свет. Пробовал склеить эти куски, но не склеиваются: нет „искры“, как говорят электрики».

Основной наш грех, который мы часто совершаем, отсутствие ясного представления о соотношениях эпизодов, частей будущего фильма. Отсюда растянутость в одних местах, скороговорка в других. Выявляется нарушение, даже потеря стержня всей кинокартины. В результате — падение интереса зрителя, ослабление силы произведения. Как совершенствовать наше мастерство, чтобы освободиться от таких ошибок?

Известен ответ Моцарта на вопрос, как он сочиняет: «Я иногда, сочиняя в уме музыку, разгораюсь все более и более и, наконец, дохожу до такого состояния, когда мне чудится, что я слышу всю симфонию от начала до конца сразу, одновременно, в один миг! Она лежит передо мною, как яблоко на ладони», — пишет он и добавляет: «Эти минуты самые счастливые в моей жизни...». ‹…›

Для совершенствования и возвышения наших фильмов мы обязаны с особой любовью относиться к актерам. Мы слишком часто говорим, твердим о ведущей роли, значении режиссера, о режиссерском кинематографе и т. п. Нет сомнения, и это общеизвестно, — что в кино роль режиссера велика, ответственна, но непрекращающиеся поклоны в сторону режиссера затемняют, снижают значение артистов — создателей человеческих характеров. Это горькие рецидивы давних теорий монтажного образа, натурщика, типажного в кино.

Мне не известны какие-либо правила, которые можно записать в учебниках о взаимоотношениях режиссера с актерами. Немалое число наблюдений над собственными и чужими ошибками приучили меня считать, что актер это, выражаясь научно, субъект, а не объект творчества. Счастливых примеров высокого актерского творчества много, но их значительно меньше, чем следовало бы в масштабах нашей страны и при тех широких (весьма широких) государственных возможностях, которые нам даны.

Евгений Леонов в «Премии» не только превосходно играет роль Потапова. Он дает камертон всему фильму. Его чуть виноватая полуулыбка и немного грустные глаза (но какая внутренняя сила самоуважения, гордости!) создают точную атмосферу правдивости, диапазон роли. Таких актеров смело можно считать соавторами постановщика.

Евгений Лебедев, актер-художник, сыгравший ряд крупных ролей, разных, совершенно противоположных, говоря о многих серьезных трудностях, возникавших у него при решении сценических задач, сказал: «Не надо бояться трудностей, в преодолении их своя и высокая радость». Так говорит человек, у которого вдохновение таланта спаяно с самоотверженным отношением к искусству.

Роом А. Как яблоко на ладони // Советский фильм. 1976. 16 июля.