Режиссер Роом, напоминающий всегда почему-то своей бородой, мягкими сапогами и кожаной безрукавкой капитана, вылезшего, пофыркивая, из страниц Стивенсона ‹…› Три момента, три приема ярко запоминаются из его в целом четкой работы. Первое — хитрая, расчетливая игра деталями, вещами и отраженным, не прямым действием.

В ударных местах он прикрывает от вас происходящее, обрезает кадр, и лишь по поступкам персонажей вы догадываетесь о случившемся, и это «доходит» до вас больше, чем если бы вы это событие видели целиком. Вещи по-новому рассказывают. ‹…›

Второе — режиссер показал свою любовь к ответвлениям сценария, эпизодам, которые разработаны с редким умением и вкусом. Сцены на барже с ребенком, с папиросой и уводом на расстрел настолько впечатляют, что продолжает верить в ту минуту, когда горячим фонтаном бьет кровь из горла простреленного матроса.

Эти рискованные, резкие и жестокие кадры проходят лишь после той подготовки режиссера, когда он заставил нас слиться с атмосферой смерти и произвола.

Третье, и самое важное, — работа с человеком, актером. Видно, что здесь основной центр тяжести режиссерской работы.

Юткевич С. Бухта смерти // Советский экран. 1926. № 4.