Вот как определяет Эйзенштейн основу творчества Роома:

«Роом страдает неврозом — не знаю точно, как обозначаемым наукой — наслаждения отвратительным, преимущественно связанным с процессом принятия и отбрасыванья пищи („неаппетитная“ еда, рвота, пачканье себя едой и пр.) и уродливостью в отношении физических нарушений норм, особенно в области „фактуры“ (кожных и прочих покровов — лишаи, уродства, накожные болезни и, наконец, вшивые растерзанные лохмотья ‹…›). Ощущение отвратительного базируется на ощущении хаотичного...»

Отвратительное относится к сфере шокового аттракционного воздействия, и Эйзенштейн подчеркивает, что аттракционность здесь вполне проявлена и имеет выраженную рефлексологическую основу. И все же «метод» Роома неприемлем для Эйзенштейна именно в силу своей бесформенности, как он выражается в статье, — «недосублимированности». Действительно, то, что описывает Эйзенштейн, — это инфантильная форма проявления сексуальности, связанная с поеданием объекта влечения, «с типом любви, сочетаемым с уничтожением всякого отдельного существования объекта». Речь идет, по существу, о непреодоленном инфантильном садизме. Непреодоленность инфантильной стадии заключается как раз в отсутствии формы, в расползающейся, гнусной природе рвотной массы и лишаев, о которых пишет Эйзенштейн.

Отвращение — важный этап в становлении фетишиста. Это отвращение по отношению к женским гениталиям, вид которых напоминает об угрозе кастрации. У фетишиста отвращение, связанное с бесформенностью, быстро преодолевается окостеневшей формой фетиша — блеском кожи узкого носка туфли. У Роома отвратительное сохраняется и не подвергается оформлению, то есть сублимации:

«Роом, соблазненный близостью и обилием набранн[ых], якобы из утилитарных мотивов, волнующих его материалов, не подчинил их сублимационному процессу и поставленному себе заданию, а наоборот — подпал этому соблазну и двинул по иному пути — по линии удовлетворения невроза в формах создаваемого им фильма, а не преодоления невротического начала.

И в этом вся трагедия».

Кулешов и Роом — выразители двух неприемлемых для Эйзенштейна типов режиссуры, которым он противопоставляет третий тип. К этому третьему типу относятся Гриффит, Штрогейм и сам Эйзенштейн:

«Мощность и захват их произведений идет, конечно, за счет громадных изъянов и искажений в первичной нервной их основе.

Ярко выраженная форма сублимированного садизма отмечает формальную сторону их работ, делая их ни с чем не сравнимыми по потрясающему эффекту.

Жестокость и беспощадность — садизм, основной невроз, необходимый режиссеру вообще — режиссер в ряду сублиматов садизма стоит рядом с хирургом и рядом с... мясником».

Эта декларация — одна из наиболее шокирующих деклараций Эйзенштейна-теоретика.

Ямпольский М. Сублимация как формообразование (Заметки об одной неопубликованной статье Сергея Эйзенштейна) // Киноведческие записки. 1999. № 43.