У «купеческого сына» Якова Протазанова была внешность римского патриция.
Глядя на его высокую гибкую фигуру, на правильные, почти классические черты моложавого лица, я вспомнил едкую полемическую шутку Маяковского:
— Кинематографии еще не было, а уже был Протазанов...
Римский патриций в безукоризненной парижской пижаме стоял под пальмой ялтинской дачи и иронически улыбался:
— Ну и натворили вы нам хлопот своей телеграммой!
Было раннее влажное утро, над рыжими холмами вились дымки тумана. Ялта еще спала. За пыльным шоссе, почти рядом, чуть слышно дышало теплое море.
— В телеграмме вы советовали «поджечь церковь Йоргена», ассистент Бронштейн в этот день получал в Симферополе винтовки... Представляете, какая кутерьма началась у районного начальства?
Протазанов откровенно смеялся красивым золотозубым ртом.
— Прошло несколько часов, пока недоразумение выяснилось — винтовки нужны для съемок, а «пожар церкви» — сценарный совет нового литературного руководителя студии... Что же касается таинственного злоумышленника Йоргена, то...
Протазанов оглянулся, услышав смех за своей спиной.
— ...то вот он и сам — святой Йорген.
В окне дачи стоял актер Кторов в изящном светлом костюме, на тонком лице его была язвительная усмешка, он картинно кланялся — все уже знали об инциденте с телеграммой.
— Сегодня, — все еще улыбаясь, сказал Протазанов, — снимаем у той самой церкви.
...Через несколько часов Протазанов стоял перед входом в старую армянскую церковь и задумчиво смотрел вниз на тысячную толпу «богомольцев», кипевшую на огромной лестнице церкви и на площади перед ней.
Рядом с режиссером стоял Анатолий Кторов в длинном шелковом одеянии, с терновым венцом на голове и, играя озорными глазами, смиренно прикладывал руку то к левой, то к правой стороне груди, репетируя «явление святого народу». Шла съемка немого фильма «Праздник святого Йоргена», авторами сценария которого были Я. Протазанов и О. Леонидов.
Воодушевить для сложной массовой сцены пеструю толпу статистов, наскоро собранных в Ялте из местных огородниц и осевших в двадцатых годах на юге «бывших людей», было делом нелегким.
«Богомольцы» должны были требовать от Кторова-Йоргена «чуда», чтобы окончательно поверить в его воскресение. Но большинство из них проявляло полное равнодушие к судьбе неизвестного святого. Зато обедневшие генеральши и бывшие владельцы частных пансионов вкладывали слишком много религиозного экстаза и подозрительной требовательности в реплику:
— Чуда! Мы требуем чуда!..
Стоял нестройный гул, ассистенты и помрежи выбивались из сил, переходя от группы к группе и стараясь по частям организовать массовку.
— Внимание, товарищи! — раздался голос Протазанова, усиленный мегафоном. — Хочу рассказать анекдот...
Толпа затихла. Яков Александрович просто, по-домашнему острил. Его слушали с удовольствием. Режиссер завоевывал массовку шуткой.
Почувствовав, что контакт завязался, Протазанов незаметно для слушателей переключил их внимание на сцену, которую нужно было снять. Очень коротко раскрыл смысл эпизода. Добродушно пожаловался на крымскую жару, в которой приходится снимать такую ответственную сцену. И неожиданно серьезно и строго скомандовал:
— Приготовились! Репетируем! Начали!
Было наслаждением следить за тем, как овладел Протазанов сначала симпатией тысячной толпы, потом заставил ее заинтересоваться ходом сцены, индивидуализируя каждую группу или характерный образ «богомольца».
Репетировали долго, упорно: статисты работали охотно, даже с некоторым подъемом, время от времени посмеиваясь над забавными поворотами сцены.
Когда Кторов-Йорген поманил Игоря Ильинского, смешавшегося с толпой «богомольцев», и тот, смешно подпрыгивая на костылях, с постным лицом подошел под благословение «святого», толпа не выдержала, хохот прокатился по ней, как волна прибоя. Пришлось переснимать сцену.
И — странно! — от этого и от других таких же съемочных дней в Ялте, длинных, жарких, тяжелых, осталось впечатление удивительной легкости и блеска. ‹…›
Актеры невольно поддавались обаянию сложной протазановской «легкости», угадывая за нею долгие годы труда и опыта.

Швейцер В. Яков Протазанов // Швейцер В. Диалог с прошлым. М.: Искусство, 1976.