Сергей Эйзенштейн относился к творчеству Исаака Бабеля не только с большой читательской любовью, но и с огромным художническим интересом, называя его «незаменимой подсобной „хрестоматией“ для новой кинообразности». Причем слово «кинообразность» Эйзенштейн выделил, подчеркивая этим, что особенно ценно для него, кинематографиста, в манере писателя. Он же называл Бабеля мастером «предельного лаконизма изобразительных средств».
Вероятно, Бабель мог бы сказать свое, незаемное слово в киноискусстве. ‹…› Мог бы, если бы имел возможность участвовать в работе над фильмами. Он, подобно Маяковскому, чувствовал себя не поставщиком литературного полуфабриката, «трактовка сюжета» которого — как твердо провозглашал договор — «ни в коей мере от Автора не зависит», а писателем, художником. Сочинение же «номерных» сценариев, то есть пронумерованного списка кадров (а именно такие сценарии в те годы считались профессиональными) выглядело делом не вполне творческим. Такой сценарий, как «Беня Крик», говорил Эйзенштейн, он с Бабелем писал «для дирекции». «Потому что, — пояснял он далее, — строить я бы его стал все равно по полнокровной новелле, а не по рахитичному „расписанию кадров“, лишенному установки, тенденции ритмов, темпов и физиологической ощутимости того, за что стоит платить деньги авторам». Другими словами — «физиологической ощутимости» подлинного таланта, который по-настоящему не может выразиться в составлении каталога предполагаемых сцен.
Бабель, поначалу заинтересовавшись кинематографом, очень скоро почувствовал, что работа для него начинает делиться на «мою (душевную)» и «кинематографическую». Первой его попыткой прикоснуться к кинематографу стал сценарий короткометражки по собственному рассказу «Соль». Рассказ был почти одновременно, в конце 1923 года, опубликован в Одессе и Москве, а писал его Бабель, как многие другие рассказы из цикла «Конармия», в своей «небольшой комнатке на Ришельевской улице, — так много лет спустя описывал ее Л. Славин, — набитой книгами и дедовской мебелью» ‹…›. Рассказ по-бабелевски плотный, густой, вобравший в три страницы текста достоверную атмосферу, напряженный, разрешающийся драматично сюжет и намеченные яркими штрихами образы слышимых и видимых людей, как основа для фильма, пожалуй, был выбран очень точно. Двадцатиминутная лента, снятая в 1925 году с участием постоянных актеров кинофабрики, была включена в третий выпуск киносборника «Маховик».
Вероятно, Бабелю было интересно переводить рассказ, написанный от первого лица, в «сиюминутное» действие, окружать единственного названного в рассказе красноармейца Балмашева конкретными экранными фигурами — казака Смуглова, горбуна с собакой, двух слепых, толстой мешанки...
Режиссером этого фильма был опытный профессионал Петр Чардынин, недавно вернувшийся после двухлетней эмиграции на родину <...>. К сожалению, фильм «Соль», как и все выпуски «Маховика», не сохранился, не нашлись и отзывы на него, но можно думать, что эта работа Чардынииа не была эквивалентом бабелевской прозы, поскольку ничего похожего ни до, ни после «Соли» Чардынин не снимал. Вместе с тем, достаточно ясное ощущение материала и профессионализм, присущие фильмам П. Чардынииа, заставляют предполагать, что кинематографическая интерпретация «Соли» не вызвала возражений у И. Бабеля.
Тем более что к моменту выхода «Соли» на экран Бабель уже в Киеве, а потом в подмосковных Сергиевом Посаде и Немчинове, писал для Эйзенштейна сценарий по мотивам своих «Одесских рассказов»: мы уже вспоминали ‹…› слова Эйзенштейна о том, как «предприимчивый директор Капчинский», возглавивший после Одесской кинофабрики 1-ю Московскую, «полагал, что, работая в Одессе над южными эпизодами „Пятого года“, я между делом сниму „Беню Крика“».
Бабель, чьи рассказы всегда долго «вылеживались» и шлифовались. Бабель, который не мог заранее определить срок окончательной готовности своих произведений, теперь, работая над сценарием, необходимым срочно кинофабрике, 14 нюня 1925 года решил в ближайшую неделю написать две трети, и действительно ровно через неделю из шести частей сценария были готовы четыре. Но об этой чуждой ему экспрессной писанине Бабель в те дни с грустью говорил: «Я занят скучной работой...»
Особенно трудно дались ему последние две части сценария. Их материала не было в рассказах, их нужно было сочинять совершение заново и для них нужно было «добыть документы о гражданской войне этого периода». Долго, а по стремительным масштабам «скучной работы» очень долго — целых полмесяца — бился писатель над окончанием «Бени Крика», и наконец «дописал проклятущий мой сценарий».
Последние две части — это рассказ о банде Бени Крика в годы гражданской войны после установления Советской власти в Одессе и об уничтожении банды. «Только позавчера, — писал 12 июля 1925 года Бабель, — мне пришли на ум подходящие (подходящие ли?) мысли, и я за полтора дня откатал великое множество сцен...» Вероятно, речь шла о том, что затем появилось в фильме: Советская власть пыталась образумить вчерашних налетчиков, организовавших полк имени Французской революции. Однако все было тщетным, и пекарь-большевик Собков (как всегда, в выразительном и сдержанном исполнении С. Минина), пользовавшийся издавна симпатией Бени, вынужден был провести захват и уничтожение главарей шайки, призывая остальных заняться честным трудом... ‹…›
Закончив все необходимые дела по оформлению и сдаче «Бени Крика» фабрике, он рвется «в Воронежскую губернию, на Хреновской конный завод», тем более что в те же места и в те же дни выезжает Эйзенштейн «с техническим персоналом — для съемок натурных кадров 1905 года...» — ведь после этих съемок, после недолгих выездов в Москву и Ленинград, будет экспедиция в Одессу, а там параллельные съемки «Бени Крика». Но вскоре станет совершенно ясной вся нереальность параллельных съемок. Конечно, это огорчит и режиссера, и фабрику, но прежде всего — автора «Бени Крика». Несмотря на противодействие дирекции московской кинофабрики, Бабель решает передать сценарий в Одессу. Одновременно Одесса готова была начать работу и над вторым его сценарием — «Блуждающими звездами». ‹…›
Поскольку «Беня Крик» был, в сущности, самостоятельным произведением о персонажах, прекрасно знакомых читателю по «Одесский рассказам», Бабелю настоятельно советовали опубликовать сценарий.
После того как Бабель потратил несколько дней на «приспособление текста для печати» (как он сам тут же добавил в одном из писем, «изменения будут незначительны»), сценарий вскоре был напечатан в одесском журнале «Шквал», в московском журнале «Красная новь», а затем вышел и отдельным изданием. ‹…›
Интерес к вновь возникшему на страницах сценария Бене Крику и к первому опыту Бабеля в кинематографической литературе был настолько велик, что замечательный пародист Александр Архангельский сочинил свой «рассказ» о сценарии. ‹…›
Название пародии — «Мой первый сценарий» — сразу же вызывает улыбку, поскольку приводит на память название рассказа из «Конармии» — «Мой первый гусь». И вместе с тем, оно совершение точно по реальному смыслу: речь действительно о первом сценарии Бабеля.
«— Исаак, — сказал Беня, — ты очень грамотный и умеешь писать. Ты умеешь писать об чем хочешь. Напиши, чтоб вся Одесса смеялась с меня в кинематографе.
— Беня, — ответил я, содрогаясь, — я написал за тебя много печатных листов, но накажи меня бог, Беня, я не умею составить сценариев.
— Очкарь! — закричал Беня ослепительным шепотом и, вытащив неописуемый наган, помахал им. — Сделай мне одолжение, или я сделаю тебе неслыханную сцену!..
Он похлопал меня по спине, как хлопают жеребца на конюшне, и сунул наган в неописуемые складки своих несказанных штанов...
Ты носишь очки, и ты напишешь с меня сценарий. Но пускай его сделает только Эйзенштейн...»
Директор Московской кинофабрики М. Капчинский настаивал, чтобы оба сценария оставались у них — как передавал эту точку зрения Бабель в одном из писем: «...режиссерские и проч. возможности у них богаче, чем у ВУФКУ, но денег нет. Завтра в воскресенье у меня будет решительный разговор с Капчинским...»
Разговор кончился тем, что «Беня Крик», а потом и «Блуждающие звезды» были переданы автором на Одесскую кинофабрику ‹…›.
Островский Г. Одесса, море, кино. Страницы истории далекой и близкой // Одесса: Маяк, 1989.