Тынянов даже в наиболее активный период своей кинематографической деятельности всегда сохранял элемент именно зрительской точки зрения. Иными словами (и пользуясь терминологией самого Тынянова), он занимал архаизирующую позицию по отношению к киноязыку двадцатых годов (что не мешало ему поддерживать «фэксов» и ценить творчество Эйзенштейна). ‹…›
Чем объясняется неполное совпадение кинематографических вкусов Тынянова с господствующими тенденциями киноязыка двадцатых годов? Если исключить некоторые частные факторы, можно сказать, что Тынянов мыслил кинематограф в несколько иной плоскости, чем «левые» кинематографисты его времени: он не стремился любой ценой разрушить господствующие в массовой кинопродукции штампы — он их обыгрывал. Для него мелодраматические и авантюрные ходы в картинах «старого времени» были не столько рутиной, сколько материалом. Тынянов смотрел на кино скорее как писатель... ‹…›
Интерес Тынянова к диафрагме, затемнению, титрам, по-видимому, обусловлен пограничным статусом этих кинознаков — принадлежа языку кино, эти образования, вместе с тем, вторгались на территорию других языков культуры (затемнение — театра, титр — литературы, диафрагма — книжной графики) и как бы воплощали эстетическую и культурную обусловленность киноязыка, на которой так настаивал Тынянов-кинотеоретик. Впрочем, программа киноэнциклопедии была шире описания отдельных кинознаков и обещала быть сводом теоретических посылок о природе фильма: «В первый отдел войдут слова: кино, монтаж, стиль, фабула, сюжет, кадр, титр и так далее... во второй отдел: режиссеры, актеры, художники, картины; в третий — все цифры и технические слова. Отделы, само собой, только редакционные, а порядок — словарный. Времени, по-моему, на это дело понадобится порядочно и работы также». Последнее замечание едва ли оправдывает тот факт, что такой всеобъемлющей киноэнциклопедии нет и поныне, хотя необходимость в ней по меньшей мере не отпала. ‹…›
Интересный материал дает творческая история «Киже», несмотря на то что первоначальный (немой) вариант сценария пока не найден. Спиралевидное движение «сценарий — рассказ — сценарий» при всей его необычности было бы неверно рассматривать как аномалию.
В работе над романом и сценарием «Смерть Вазир-Мухтара» можно обнаружить тот же цикл «кино — литература — кино», что и в «Киже», хотя и в менее явном виде, поскольку первое звено здесь не отграничено и неотделимо от второго. ‹…›
Что такое «сценарность», в понимании литератора двадцатых годов?
Тынянов с его повышенной чувствительностью к литературно-бытовому генезису произведения (так, он утверждал, что «маленькую вещь» надо писать в «узкоколейке блокнота», а не на больших листах), не мог не оценить уникального статуса сценария как особой формы словесности. В двадцатые годы сценарий был единственным жанром словесного текста, принципиально не допускающим «финитного» этапа: сценарий не имеет права состояться как окончательно завершенный литературный текст, он обязан состояться только как фильм. ‹…›
Литература и кино входили в ту коллизию науки и искусства, которая составляет основной сюжет биографии Тынянова. Его связь с кино, киноработа его соратников по ОПОЯЗу — прямая и тесная у Шкловского, эпизодическая, но характерная у Эйхенбаума — вскрывают сверхличные аспекты этой коллизии и демонстрируют социальный статус кино в тех условиях, его воздействие на труд и быт послереволюционной гуманитарной интеллигенции. Таков в самом общем и кратком виде контекст записи в тыняновском плане автобиографии: «Кино: Ивановский, Гардин, „фэксы“, Эрмлер, Эйзенштейн, Кулешов».
Есть писатели, которые влияют на развитие киноискусства не только прямым участием в нем, но и «художественным полем» своего творчества. К их числу относится и Юрий Тынянов. Кинематографическая жизнь двадцатых годов носит на себе, к сожалению, далеко еще не изученный отпечаток активного присутствия в ней Тынянова — точно так же, как в прозе этого писателя ощущается «кинематографический акцент».
Цивьян Ю., Тоддес Е. Не кинограмота, а кинокультура: Кино и литература в творчестве Юрия Тынянова // Искусство кино. М. 1986. № 7.