Мысль об экранизации произведений А. С. Пушкина у меня появилась еще в 1908 г., когда основанная и руководимая мною первая русская кинофабрика выпустила имевшую исключительный успех инсценировку поэмы М. Ю. Лермонтова «Песнь про купца Калашникова». Эта идея была быстро подхвачена нашим первым и единственным тогда кинорежиссером В. М. Гончаровым, который вскоре же стал проектировать постановку. Мы решили ставить «Полтаву», или, точнее сказать, ее оперную инсценировку — «Мазепу». Почему мы остановились на этом произведении, я не могу теперь восстановить в своей памяти: ведь это происходило более четверти века назад. Помнится только, что здесь сыграл некоторую роль случай, совершенно побочное и второстепенное обстоятельство: среди ряда артистов, приглашенных Па летние съемки в Сокольники, где была создана наша производственная база, оказалась актриса с фамилией Кочубей. Это, вероятно, и натолкнуло режиссера В. М. Гончарова на мысль заняться историей Кочубея и трагическим романом Марии и Мазепы. Решено было поставить ряд основных сцен ив оперы. В то время из-за малого метража картин полностью вещи не ставились, а инсценировались только в отрывках. По сохранившимся рекламным объявлениям можно теперь установить содержание фильма. Картина распадалась на 10 сцен, и каждая сцена имела особое название: I. Мазепа просит руки Марии, дочери Кочубея, и получает отказ. II. Бегство Марии. III. Страшное открытие. IV. Кочубей посылает царю Петру донос на Мазепу. V. Мазепе возвращают донос и выдают посланца Кочубея. VI. Арест Кочубея. VII. Кочубей в темнице. VIII. Мать Марии умоляет дочь спасти отца. IX. По дороге к месту казни. X. Казнь Кочубея.
Сценаристом «Мазепы» был режиссер В. М. Гончаров. Снимал картину В. Ф. Сиверсен. На роль Марии была выбрана артистка Введенского народного дома А. В. Гончарова. Ее отца, Кочубея, играл ее настоящий отец — по сцене Степанов, а мать — актриса Пожарская, Роль престарелого Мазепы была возложена на юного артиста А. Громова. В то время мы работали только с труппой артистов Введенского народного дома, и выбор у нас был весьма ограничен.
Какие-то дела фирмы помешали мне присутствовать на съемках этой картины (продолжались эти съемки не более 3 — 5 дней), но помню, что она не удалась и выпущенная на экран под названием «Мазепа» успехом не пользовалась.
Следующей пушкинской картиной, снятой в 1909 г. на том же сокольническом участке, была «Русалка». Ее решили поставить потому, что в то время в Большом театре была заново поставлена опера «Русалка», а еще потому, что на нашем участке был пруд с купальней, которую хотелось использовать в качестве... мельницы. Для создания иллюзии работающего «за кулисами» мельничного колеса Гончаров придумал такой трюк: за купальней был посажен наш конторский мальчик с лопатой и наказом бить ею по воде ритмически (вернее — грести) во время съемки. На экране иллюзия получалась вполне удовлетворительной. Роли были распределены между актерами Введенского народного дома, с которыми мы постоянно работали: мельника играл Степанов, его дочь — Гончарова, князя — Громов. Артисты были одеты в оперные костюмы, взятые напрокат из известной костюмерной мастерской. Для этой постановки был приглашен новый художник В. Фейстер, который для съемки сцены апофеоза «Подводное царство» нарисовал декорацию дна морского, где были изображены растения, раковины и т. д. Декорации были прибиты прямо к стене архиерейского дома (на Тверской), где мы только что оборудовали первое крошечное ателье.
Картина эта прошла с успехом, и, как ни странно, особый восторг у публики имела именно сцена апофеоза: на фоне «подводного царства» восседала на троне дочь мельника, сделавшаяся царицей русалок, а у ее ног возлежал князь.
«Мазепа» и «Русалка» были нашими первыми пушкинскими фильмами, и в то же время это были вообще первые «полнометражные» русские инсценировки пушкинских произведений. После наших постановок экранизацией Пушкина занялись и другие фирмы, но, пожалуй, ни у кого ив них не было сделано столько пушкинских постановок, сколько в Д. А. Ханжонкова.
В 1910 г. съемки были перенесены в село Крылатское. Помнится, там в числе других картин была поставлена инсценировка поэмы «Братья-разбойники». Мне пришлось перед съемкой уговаривать режиссера Гончарова хоть немного смягчить грим «типажа»: донец, еврей, калмык, башкирец и другие персонажи для сцены «у костра» напоминали экспонаты из плохого провинциального паноптикума. Очень неохотно согласился Гончаров на такое «искажение пушкинского колорита». Сцена бегства братьев была разыграна на настоящем песчаном острове, который случайно образовался в то время на Москва-реке. Там братья, отраженные в воде, разбивали свои кандалы и отбивались от своих преследователей камнями. Очень удачно была разыграна сцена смерти младшего брата.
В этот же сезон были поставлены еще две картины: «Евгений Онегин» и «Пиковая дама». По-видимому, обе постановки были осуществлены по оперному либретто. Как был поставлен «Евгений Онегин», я сейчас не могу вспомнить и восстановить в своей памяти. Должно быть мне пришлось в то время ненадолго отлучаться по делам и Москвы.
По-видимому, постановка «Евгения Онегина» была не совсем удачной, так как в журнале «Вестник кинематографии» можно прочесть такой отзыв: «Постановка „Евгения Онегина“ оказалась средняя. Влияние оперы Чайковского сказывается в ней больше, чем влияние пушкинского текста. Действительно хороша начальная сцена с варкой варенья. Нельзя не отметить маленького режиссерского недосмотра: Ольга, которую мы все привыкли представлять блондинкой, появляется с темными волосами, как и у Татьяны». Далее рецензент отмечал: «Но есть у нее (картины) и весьма значительные недостатки. Прежде всего, слишком стремительное развитие действия... Сцена дуэли идет совершенно без пауз и начинается чуть ли не прямо со стрельбы друг в друга. Благодаря этому пропадает не только роман Пушкина, но и музыка Чайковского... Русский дух во всей постановке вообще выдержан, и это нельзя не поставить в заслугу режиссеру, но в сцене письма Татьяна пишет к Онегину на декадентском современном столике»...
«Пиковая дама» снималась там же, в Крылатском, но уже не на натуре, а на специально оборудованной площадке. Хорошо запомнились сцены, когда Лиза после свидания с Германом бросается в воду. Недостаточная высота помоста не позволила бедной девушке скрыться «под водой». Пришлось экстренно выкапывать яму и затем переснимать. А это тогда было целым событием. Лизу играла Гончарова, а Германа — Бирюков (или Громов, сейчас уже не помню). Ставил картину не Гончаров (временно нас покинувший), а Чардынин.
Почти все лето 1911 г. мы провели на берегу Черного моря, снимая «Оборону Севастополя». Воспользовавшись этим, мы засняли там также ряд сцен для сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке», а именно: старика (в исполнении артиста Семенова) на фоне то тихого, то почерневшего, то разбушевавшегося моря. Сцены эти вышли необыкновенно красивыми и компенсировали в дальнейшем не совсем удавшиеся досъемки в московском ателье, произведенные под руководством малоопытного начинающего режиссера А. И. Иванова-Гай. Сварливую старуху играла актриса Максимова, а... золотую рыбку — настоящая золотая рыбка, которую наивный режиссер специально купил на Трубной площади, несмотря на то, что крупных планов тогда еще не было и любая рыбешка могла сойти за золотую.
Несмотря на некоторые недостатки, картина имела успех и, выпущенная в 1913 г., долго не сходила с детских экранов. Тогда еще были поставлены (кажется, режиссером П. Чардыниным) инсценировки «Сказки о спящей царевне» и «Домика в Коломне». Особенно удачным оказался «Домик в Коломне». По отзыву «Вестника кинематографии» это была «вполне удачная попытка воскресить этот изящный пустячок Пушкина. Сценарий составлен превосходно. Видно любовное отношение к тексту и отличное знание эпохи, исключая некоторые мелкие анахронизмы». Картина была интересна именно хорошей подачей бытовых сцен и деталей, пришлось лишь выбросить по цензурным условиям сценку в церкви.
Лучшей же постановкой из всей серии пушкинских инсценировок нужно по справедливости считать картину «Руслан и Людмила». Ставилась эта картина уже на вновь оборудованной фабрике (на Житной) и уже не так поспешно — что-то около месяца. Но зато и картина вышла чудесной и в прямом и в переносном смысле слова. Эта картина явилась итогом трюковых достижений того времени. В ней были применены и многократные экспозиции, и разнообразные диафрагмы, и новые наплывы и т. д. Исчезновение Людмилы с брачного ложа, рассказ Фина Руслану, превращение волшебницы Наины в кошку (и обратно), шапка-невидимка на Людмиле, превращение Черномора в Руслана, сновидения Ратмира и, наконец, бой в воздухе Руслана и Черномора — все это вызвало восторг и недоумение зрителей. Ничего подобного нельзя было видеть в то время ни в русских, ни в заграничных постановках. Роли были распределены без особых затруднений, но на роль Черномора никак не удавалось найти подходящего исполнителя, пока не обратили внимания на нашего телефониста при фабрике. Он, несмотря на свой почтенный возраст, был необыкновенно малого роста. О лучшем Черноморе нельзя было и мечтать. Но этот карлик, ознакомившийся с ролью злого волшебника, категорически отказался изображать такую «гнусную роль». Его нельзя было ни уговорить, ни соблазнить гонораром. Однако, когда ему пообещали постоянную синюю форму с золотыми пуговицами, телефонист не устоял и позволил себя «опозорить» наклейкой бесконечно длинной бороды. После этого немедленно было приступлено к постройке на плоской крыше фабрики целой системы рычагов, долженствующих поднимать на воздух Черномора с вцепившимся в его бороду Русланом, а затем начались и съемки.
Фильм «Руслан и Людмила» был последней нашей постановкой. Уже после Февральской революции наш главный режиссер Е. Ф. Бауэр стал проектировать грандиозную постановку народной трагедии «Борис Годунов». Бауэр очень увлекся этим сюжетом, начал подготовительные работы, но смерть этого талантливого человека не позволила осуществить задуманное.
Ханжонков А. Дореволюционные инсценировки кинопроизведений А. С. Пушкина // Искусство кино, № 2, Февраль 1937. C. 39-41.