Сезон 1907 г. памятен мне особенно потому, что именно тогда окрепло во мне желание не только перепродавать готовые заграничные фильмы, но и производить наши, русские, несмотря ни на какие трудности. Для начала решено было оборудовать лабораторию для надписей, в которых была острая нужда, так как заграничные фирмы присылали картины с неграмотными надписями вроде «Маортовый сниз». Для лаборатории мы оборудовали полуподвальное помещение под нашей конторой, с примыкающим к нему высоким подвалом; перевезли туда приобретенное оборудование лаборатории, и работа закипела. Иностранные надписи переводила О. М. Блажевич, лабораторией ведал Сиверсен, перешедший ко мне из фирмы «Гомон и Сиверсен». Этот торговый дом еще с 1905 г. являлся представителем французской фирмы «Гомон» и имел маленькую лабораторию для производства русских надписей. Когда же «Гомон» открыл собственное отделение в Петровском пассаже, то торговый дом «Гомон и Сиверсен» закрылся. Я купил оборудование этой лаборатории, состоявшее из съемочного аппарата конструкции самого Сиверсена, двух барабанов и трех кювет. Оборудование лаборатории состояло из одного копировочного аппарата конструкции Сиверсена, двух барабанов и двух кювет, а также съемочного аппарата «Урбан».

Копировальный аппарат конструкции Сиверсена состоял из деревянного ящика, куда помещалась лампа «Нернста» в 500 свечей; на передней стороне ящика было отверстие с пружинной рамой от проекционного аппарата «Пате». По этой раме и проходил мимо световой щели негатив и позитивная пленка; чтобы не было сдвига, негатив притормаживался. Ведущим механизмом служил барабанчик в 32 зуба от «гомоновского» проекционного аппарата (аппарат «Пате» имел только 16 зубьев). Копировочный аппарат приводился в движение мотором (в 0,1 Н. Р.) Негатив автоматически сматывался на бобину, а позитив шел прямо в мешок. Аппарат этот мог давать в час до 1500 метров откопированного позитива, т. е. в три, даже в четыре раза больше, чем известные в России аппараты «Пате» или «Вильямсона».

Барабан, на который наматывалось 50 метров пленки, состоял из двух велосипедных колес (диаметром 28 дюймов) на общей оси. Ободья этих колес соединялись между собой целым рядом медных пластин (которые от фиксажа покрывались серебряным налетом). Ось барабана поддерживалась двумя стойками и могла устанавливаться на верхние зарубки (на стойках) для погружения в кювету — для наматывания пленки. Для проявления, ополаскивания и фиксирования барабан приводился в движение рукою, а для окончательной промывки — мотором от копировочного аппарата.

Сиверсен, инженер по образованию, был страстным любителем кинематографии и изобретателем. Его изобретения часто оказывались неудачными, но это не смущало его. Так, он изобрел аппарат для печатания постоянных надписей (нумерации частей, объявления о конце сеанса). Аппаратик работал безукоризненно, накладывая штампы на каждый 51-й метр пленки, но буквы на экране получились лохматыми, и аппарат стоял без дела. Когда первая неудача забылась, Сиверсен, в целях экономии света при печатании надписей, построил параболическое зеркало, которое от одной лампочки в 25 свечей давало световой луч, достаточный для съемки надписей с плаката. Но и это изобретение оказалось неудачным.

Однажды, желая порадовать Сиверсена, я сам решил кое-что «изобрести». Лучшая миниатюристка Строгановского художественного училища раскрасила под лупой сценку боя петухов на пленке, но на экране получились лохматые контуры, краски выходили за пределы рисунка, и мы временно прекратили наши эксперименты.

Лаборатория наша работала очень интенсивно. Через контору проходило в месяц 20–25 тысяч метров, и мы успевали снабжать их надписями и выпускать в срок. Однако, когда метраж картин стал удлиняться со 100 до 250 и 350 метров, лабораторию пришлось переоборудовать и расширить. Заказано было четыре удовых бака для проявления, фиксажа, промывки и окраски и несколько десятков 40-метровых рамок. Была устроена цементная цистерна с проточной водой для промывки, а за границей заказана добавочная аппаратура.

Отныне наша лаборатория приобрела вид настоящего производственного цеха с пропускной способностью 500 метров в сутки.

Теперь можно было приступать и к собственному производству. Мы решили для начала снять несколько видовых картин, и выбор наш остановился на древнем московском Кремле, который зимой, под снегом, был особенно типичен. Снимал Сиверсен, который был первым оператором фирмы. Мы сняли еще несколько хроник, соперничая с русскими хрониками Пате и Дранкова, уже появившимися на рынке.

Мое знакомство с Дранковым относится, примерно, к этому же времени. Однажды в контору вошел молодой жизнерадостный человек и отрекомендовался первым русским кинофабрикантом Александром Осиповичем Дранковым. Он предложил мне представительство от своей питерской фирмы. Я отказался, ссылаясь на перегруженность. Тогда он попросил разрешения продавать свои картины через нашу контору, на это я согласился. Довольный результатами визита, он пригласил меня побывать у него в Питере. В начале 1908 г. я посетил Дранкова. Дранков похвастал снимком с царя, произведенным с очень близкого расстояния. Тогда не было объективов, и это было трудно, принимая во внимание охрану, свиту и т. д.

Наши хроники ничуть не уступали по качеству хроникам Дранкова и Пате. Мы, правда, не гнались за сенсациями, но увлекались этнографическими и географическими сюжетами. Так, летом 1908 г. Сиверсен снял фильм из быта горцев Кавказа, отправившись туда с экспедицией по сбору пихтовых семян. Вернувшись с Кавказа, он снял стройку московской Окружной железной дороги. Это был первый «заказ», данный правительственным учреждением кинофирме. Картина «Прогулка по московской Окружной железной дороге», однако, не пользовалась успехом. Зритель еще не привык к хроникам такого типа.

Ханжонков А. Первые годы русской кинематографии. Воспоминания. М., Л.: Искусство, 1937.