Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Три роли, три ипостаси
«Иван Грозный»

Владимир [Старицкий] занимает ‹…› особое место. Он герой последней «мышеловки» второй серии — пира-развенчания. Он — жертва. Невинный, почти младенец, ужасающийся кровавым деяниям царя. Его приглашает Иван на пир, присылая его матери символическую чашу, его обряжает Иван в царские одежды, посылая на заклание.

Выбор на эту роль Кадочникова представляется мне отнюдь не случайным. Кадочников пишет в своих мемуарах: «Почему он выбрал меня на роль этого кандидата в боярского царя — наивного, по-детски бесхитростного? Трудно сказать точно. До войны я сыграл композитора Мухина в фильме „Антон Иванович сердится“. Шутили, что это первый интеллигентный персонаж в нашем кино».

На мой взгляд, ответ Кадочникова на поставленный им вопрос весьма точен. На роль Владимира Эйзенштейну нужен был актер, интеллигентный в самой своей органике. Потому что, попадая в двойную «мышеловку», Владимир этим самым как бы представлял самого Эйзенштейна. Мне кажется не случайным, что сцена трагического шествия в Успенский собор, место коронования русских царей, предваряющая убийство Владимира и служащая как бы реквиемом по нему, — одна из самых длинных сцен фильма и, несомненно, самая длинная сцена без диалога.

Еще один факт подтверждает мою мысль: Эйзенштейн дал Кадочникову в фильме не одну, а три роли, на первый взгляд совершенно разные. Кроме Владимира, Кадочников играл короткую роль шута-халдея в «Пещном действе» и в третьей серии должен был сыграть Евстафия — человека, готового сказать Ивану прямо в лицо правду о его злодеяниях. Мне кажется, что вместе они представляют три ипостаси, в которых выступает Эйзенштейн, делая фильм -«мышеловку», в которой он неминуемо должен был погибнуть сам. Невольный враг диктатора, наивный интеллигент, поднимающийся до роли царя в момент своей театральной гибели — одна из них; борец, враг диктатуры, осмелившийся разоблачить ее, жертвуя жизнью — вторая; и шут, клоун — третья, ибо всегда шуты позволяли себе говорить правду царям. И что иное, как не шутовство, — создать зрелище-«мышеловку» для кровавого диктатора? Чтобы тема шута не осталась незамеченной зрителями, — Эйзенштейн уделяет ей в фильме особое место. Иван говорит об убийце Владимира Старицкого:

«Пошто его держите? Он царя не убивал. Он шута убил. Отпустите его… ‹…› Не шута убил… злейшего царского врага убил. Благодарствую…»

Здесь ставится откровенный знак равенства между шутом и врагом царя. ‹…›

Невольно приходит на ум мысль о трех ролях Кадочникова — трех ипостасях Эйзенштейна.

Цукерман В. Двойная мышеловка, или Самоубийство фильмом // Искусство кино. 1991. № 9.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera