Владимир [Старицкий] занимает ‹…› особое место. Он герой последней «мышеловки» второй серии —
Выбор на эту роль Кадочникова представляется мне отнюдь не случайным. Кадочников пишет в своих мемуарах: «Почему он выбрал меня на роль этого кандидата в боярского царя — наивного,
На мой взгляд, ответ Кадочникова на поставленный им вопрос весьма точен. На роль Владимира Эйзенштейну нужен был актер, интеллигентный в самой своей органике. Потому что, попадая в двойную «мышеловку», Владимир этим самым как бы представлял самого Эйзенштейна. Мне кажется не случайным, что сцена трагического шествия в Успенский собор, место коронования русских царей, предваряющая убийство Владимира и служащая как бы реквиемом по нему, — одна из самых длинных сцен фильма и, несомненно, самая длинная сцена без диалога.
Еще один факт подтверждает мою мысль: Эйзенштейн дал Кадочникову в фильме не одну, а три роли, на первый взгляд совершенно разные. Кроме Владимира, Кадочников играл короткую роль
«Пошто его держите? Он царя не убивал. Он шута убил. Отпустите его… ‹…› Не шута убил… злейшего царского врага убил. Благодарствую…»
Здесь ставится откровенный знак равенства между шутом и врагом царя. ‹…›
Невольно приходит на ум мысль о трех ролях Кадочникова — трех ипостасях Эйзенштейна.
Цукерман В. Двойная мышеловка, или Самоубийство фильмом // Искусство кино. 1991. № 9.