Павел Кадочников был у судьбы в любимцах почти всю свою долгую жизнь. В 1930-е годы он прошел первоклассную школу театрального лицедейства у Бориса Зона в его знаменитом ленинградском Новом ТЮЗе, и в начале 1940-х годах оказался востребован кинематографом. Сергей Эйзенштейн в «Иване Грозном» не только доверил Кадочникову сразу три роли (среди которых была одна из главных — блаженный Владимир Старицкий), но сделал его наравне с магом и кудесником театральной сцены Амвросием Бучмой своего рода экспертом, лишь им двоим показывая только что отснятый материал. Впрочем, объяснял это Кадочникову с присущей ему, Эйзенштейну, парадоксальностью: «Ты мал и глуп, а Бучма — стар и умен».
По-спортивному ладный, с широко открытыми глазами и неотразимой улыбкой, Кадочников был создан для жанрового кинематографа. В его милых чудаковатых героях ощущалась скрытая мужественность, а в героических ролях присутствовала элегантная артистическая легкость. Эта легкость, спасавшая его героев от тяжеловесной монументальности Большого стиля, позволила Кадочникову оставаться одним из главных любимцев кинозрителя вплоть до 1960-х гг. А когда кино обратилось к новым, как бы внежанровым формам, он занялся режиссурой, в «Музыкантах одного полка» и «Снегурочке» вспомнив о любимых ролях своей театральной молодости.
С середины 1970-х гг. он начал регулярно сниматься у лучших режиссеров следующего поколения — у Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского, у Геннадия Полоки и Булата Мансурова. Они видели в Кадочникове прежде всего знаковое лицо советского киномира, и этим он был для них ценен. Плюс старая школа, а также порода, которую даже в 1970-е годы уже можно было считать «уходящей». Перестройку старый киноартист встретил при тяжелых личных и творческих обстоятельствах. Сам его уход кажется символичным.
Марголит Е. Новейшая история отечественного кино. 1986–2000. Кино и контекст. Т. IV. СПб.: Сеанс, 2002.