Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
В экипаже известности
О ролях и в театре и кино в 1920-е годы

Два раза «впрочем»

Юркий театрал, порывшись в памяти, спешит привести справку: «Впрочем, Жизнева знала крепкие руки. С ней работал Певцов, с ней проходил роли молодой Карпов. Более того, сам Кугель дал о ней не один благоприятный отзыв. А попробуй-ка у Кугеля получить ласковое словцо! К тому же вы видели ее? Нет.- Посмотрите! У нее благодарная внешность. Впрочем, если она потерпит неудачу в роли, требующей внутреннего напряжения, „старик“ ее выручит, он даст ей какую-нибудь Мицци, в которой отсутствие опытности и дарования легко можно покрыть внешним эффектом, горячим, взмывающим зрителя видом».

И завистливые шептуны, и не слишком доверявшие доброжелатели оказались пророками. Южный город стал свидетелем борьбы молодой актрисы за успех.

На сцене полинявший «Тот, кто получает пощечины». Загадочного Тота играет известный всему югу актер, представитель старой артистической династии. Рядом с ним, этим, на редкость, крепким партнером, спотыкающаяся Жизнева — Консуэлла, хрупкая, сжимаемая грязными лапами «царица Танго на конях». И за кулисами-Николай Николаевич. Жизнева на помочах.

Молодость, живая трепетность, а быть может и нервозность первого спектакля сделали неустойчивую Консуэллу — близкой зрителю.

Вскоре состоялась и вторая встреча. Великосветская кокотка, Мицци, в новинке «Слесарь и Канцлер». Неожиданная грань. Мало объяснимый поворот. Объяснение зритель узнал позже, объяснение дали Межрабпом, Протазанов и экран.

Две Жизневы (да простят мне закулисную терминологию) — инженю, склонная к конвульсиям драматизма и привлекательная кокет, опирающаяся в игре на эффектную фигуру, стройные ноги, демонстрирующая красивое лицо и умопомрачительные туалеты.

Консуэлла и Мицци. Кто ив них победил зрителя-обывателя? Ответ ясен. Победила Мицци. Она, задрапированная в шелка и бархат, затемнила трогательную наездницу. Но Консуэллу запомнили, правда, немногие — запомнили те, кто признал в актрисе не только сценичную внешность, но и дарование.

К Жизневой пришел успех. В шумном фойэ, после «Слесаря и Канцлера» нарасхват покупались ее открытки, у ней появились поклонники, которые поторопились узнать, что зовут ее Ольга Андреевна, что она возмутительно молода, что ей сейчас не много больше двадцати. А туалеты Жизневой? Их разобрали завистливые дамы по лоскуткам.

Жизнева стала модной актрисой города.

Потом, когда Жизнева показала новые роли, ее успех окреп.

— «Слуга двух господ» Гольдони.

Жизнева в мужском костюме. Кафтан сидел на ней отлично. Актриса радовала, как радовали неожиданные повороты интриги веселого итальянца.

Сезон кончился. Жнзнева оставила город, но те, кто запомнил актрису, стали следить за ней. Вскоре, они где-то прочли:

«Актриса Жизнева приглашена в труппу б. Корша».

И через некоторое время:

«Закройщик из Торжка» с уч. Жизневой и Ильинского».

Под руку с «европейцем»

Человек средних лет, рано поседевший человек, в кресле первых рядов. Режиссер. Матерой кино-волк. У него в кармане договор на спешную постановку и в голове твердый ее план. Он бродит по театрам, он ищет натуру. Быть может, режиссер уже слышал о миловидной актрисе от Корша, быть может он наткнулся на нее случайно. На сцене какие-то «Комедианты». На сцене показалась Жизнева, на сцене стояла та самая «львица» — нарядная, элегантная «буржуйка», какая требовалась режиссеру. В антракте, человек с проседью прошел за кулисы. Он хотел познакомиться и пригласить Жизневу играть для кино, играть, пока что, небольшой эпизод.

Режиссеру повезло. Он нашел прекрасную, великосветскую натуру, он нашел резкий контраст с теми, кто в горе по утерянном вожде, железными неисчислимыми рядами пошли на «Его призыв».

Так, под руку с Протазановым, с этим «европейцем» советского кино, иностранцем по стилю, по манере и устремлению, Жизнева проследовала на экран, чтобы здесь запечатлеться шикарной красавицей, чтобы в дальнейшем запомниться такой, как на обложке, войти в память в кружевном пеньюаре с пуховкой в руках. Когда-то, на сцене южного города бездушная, блестящая демимонденка, туалеты которой затемнили творческие возможности актрисы, закрыла нежную и внутренне напряженную Консуэллу, теперь, Мицци Жизневой пришла в кино и здесь создала вскоре актрисе известность. Мицци вытравила из памяти воспоминания о той Жизневой, что несколько лет назад пообещала показать зрителю не только красивую фигуру, округлые плечи, но и дарование.

При содействии «европейца», при, выражаясь языком уголовного кодекса, соучастии Межрабпома, Жизнева похоронила в себе Консуэллу.

Гардероб играет

В ворота фабрики пропустили большую картонку с платьями, а за ней шедшую позировать Жизневу.

Может быть, было иначе, но эта коробка, этот гардероб актрисы определили экранное бытие Жизневой и позже стали ее проклятием. В «Закройщике из Торжка», в «Последнем выстреле» и, наконец, в «Процессе» гардероб шел впереди актрисы, настойчиво закрывая доступ к ней.

Туалет «parisienne», «derniercri», оголенные плечи, завлекающая улыбка, чуть-чуть сощуренные глава и опять туалет-вот Жизнева из картины в картину.

Оттиски одного и того же клише.

Но приглядитесь к ней получше. Бал в «Процессе». Глянец полов. Фраки. Зализанные проборы. Экстравагантные туалеты. За плечами разноцветные шарики. В фокстротирующей толпе-она. Жена банкира Орнани. Она скользит, увлекая за собой хвост поклонников. Вы чувствуете силу ее лица. Правда, здесь многое не только от актрисы, но и от «юпитеров».

Дальше-ночь . Томимая судорогами страсти мадам Орнани ждет любовника. Она сидит у туалетного столика. Он войдет и поцелует. Мадам Орнани ждет. Наконец-то… Смотрите внимательно.

Он входит. Она запрокидывает голову, готовая получить поцелуй. Он целует, и в ответ она томно оборачивается и видит… незнакомое лицо.

Здесь-нельзя не запомнить — Жизнева блеском глаз отбрасывает на второй план свое дезабилье. Манекен ожил.

Ждете. Забыт туалет. Перед вами живая женщина. Она, говорите вы себе, несомненно актриса. Новые кадры, и опять только бездушный туалет. Вы ловите себя на воспоминании. «Я видел уже и эту актрису и эту картину». Вы правы. Если вам сейчас за тридцать, вы не один раз натыкались в театре на пьесу «Три вора», вы давным-давно, еще в ханжонковский период, на экране видели «Воров» же, и позже, всего на всего года четыре назад, в ВУФКУ-вском «Кандидате в президенты» встречали и эту интригу, и похожую на Жизневскую мадам Орнани.

Да ведь это же «золотая серия»! Почему на картине нет марки «Львица с Ромулом и Ремом» и нет надписи «Чинес»? Какая неожиданная встреча, и где?- на территории советской кинематографии.

Чуть-чуть приперчили эти итальянские макароны социальным перцем и вот для туалетов Орнани готова рамка, готов повод демонстрировать платья.

Жизнева-Орнани не должна играть, она и не играла. Она должна была позировать, не переигрывая играющих платьев.

Такова установка рентабельной фильмы.

Шелковый хомут

Хомут всегда давит и трет шею. Его стараются сбросить. Даже, если он из шелка. Задавленная ворохом платьев, Жизнева сделалась патентованной актрисой «золотой серии», актрисой переодеваний и декольте. Но, к счастью, она не привыкла к эффектному хомуту. Хомут, в конце концов, сделался для нее несносным. Тысячная толпа зрителей, уносившая с собой из театра впечатление от ее платьев, уносила только в придачу к ним черты ее лица и ее фамилию.

Но Жизнева — актриса — восстала против хомута. Подвернулся случай переменить в нескольких кадрах бальное платье на скромный платочек, сыграть роль, где характерность образа уживается с гардеробом, доказать все этапы пути «Такой женщины».

И попытаться, как это делает Глория Свенсон, — изменить тип, проверить возможность перевоплощения и очеловечения создаваемой роли. Она хотела вылезть из туалетов и показать отпечатанными на лице жизненные страдания. О, как помнивший Консуэллу зритель ждал картину «Такая женщина»!

Были слухи- роль удалась, но на смену этим слухам пришли другие. Лучшие кадры картин по пути на экран встретились с монтажными ножницами и огнем пожара. Мы не увидали «Такой женщины», и Жизнева до сих пор в нашей памяти-самовлюбленная Мицци, экранная дива, то в пижаме, то в декольте- межрабпомовская вамп в нескольких вариантах.

Не в обиду

Есть пустота. Ее надлежит заполнить человеческими чувствами. Перед объективом актриса. Она играет впервые. Она не знает строгих законов экрана.

Режиссер осмотрел ее платье и сказал, словно лошади в цирке — «Allez!».

«Allez!» и только.

Так, должно быть, было и с Жизневой. Ей предлагали заполнить пустоту, пускали с завязанными неопытностью и безграмотностью глазами. И она позировала. По указке режиссера ходила, улыбалась и показывала платье.

Так она «выходила» свою известность.

Обидные слова!

Но эти слова могут быть подтверждены не только призванными с экрана тенями.

Есть иные факты, позволяющие за мишурой нарядов увидеть неудовлетворенное и обеспокоенное лицо актрисы.

Конец письма

Несколько неэкранных фактов

Жизнева на время оставила кино. Она считает свои прежние картины ошибками. Она-(какой редкий случай!)-благодарно изучает не всегда лестные отзывы критики. Она, более того, признательна своим критикам.

Хорошо, скажете вы, а как же быть с известностью, той самой известностью, что вызвала и появление этого разбора?

Извольте. Ответим:

«Известность, которой суждено перейти в потомство, подобна дубу, медленно растущему из своего семени: легкая, эфемерная известность-это однолетнее, быстро восходящее растение, а известность ложная — скороспелая сорная трава, поспешно истребляемая».

Вот чья-то всплывшая в памяти фраза.

Она приводится здесь не в обиду актрисе. Более того, она делается вполне устойчивой, она оживает питаемая письмом самой Жизневой:

«Если, по истечении пяти лет актерства, вы придете к убеждению, что перед вами открыта широкая будущность, и если, действительно, вы будете иметь успех, то вы можете считать себя погибшим».

«Вот слова, заставлявшие меня всегда внимательно слушать, что происходит внутри меня самой и с полной правдивостью дать себе ответ.

Внешне, как будто бы все клонилось к тому, чтобы я пришла к этому «роковому» убеждению.

И именно работа кино, могущая с наибольшей яркостью и влиянием укрепить во мне это чувство, произвела с гораздо большей силой обратное действие.

Она явилась для меня рождением чувства ответственности за сделанное.

В том ограниченном, по своему существу, масштабе ролей, которые мне пришлось играть в кино, я ощущал почти в каждом движении штамп, и сознание, что принятие этого штампа есть путь по линии наименьшею сопротивления.

Я не хочу итти по этому пути, а потому-с сугубой внимательностью работать, работать, работать, работать!

Французы часто говорят:

«Мы охотнее кланяемся знакомому, едущему в экипаже, чем другу, идущему пешком».

До сих пор многие кланялись Жизневой, ехавшей в экипаже известности.

Сейчас актриса перестала отвечать на льстивые поклоны. Она сошла с экипажа. Она начала медленный и упорный путь пешком.

Сейчас у нее нет льстивых поклонов.

И это хорошо.

Жаткин П. Жизнева // М.; Л.: Киноиздательство РСФСР Кинопечать, 1927.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera