Французский журналист Мишель Капденак, впервые увидевший фильм Роома на IV Встрече кинематографистов в Перпиньяне в 1968 году, писал о нем: «важнейшим открытием Встречи был бесспорно фильм «Привидение, которое не возвращается», поставленный Абрамом Роомом в 1929 году по новелле Анри Барбюса. ‹…› Приглашение Ольги Жизневой на роль жены рабочего было неожиданным и смелым режиссерским ходом. Она к тому времени уже была «звездой» немого экрана, причем титул этот принесли роли полярного содержания — роли «вамп», светских львиц, порочных красавиц, сыгранные как стилизация под салонную мелодраму дореволюционного кино, с легким комизмом, чуть декоративно, увлеченно и блестяще, в таких фильмах, как «Процесс о трех миллионах», «Закройщик из Торжка».
И вдруг вместо соболей на плечо наброшено кухонное полотенце, в руках вместо
Однажды в кинотеатре «Малая Дмитровка» директор его А. Бойтлер представил их друг другу, и оба — и Жизнева и Роом пережили мгновения растерянности, легкого замешательства. Она думала, что один из популярнейших советских режиссеров, о строгости, безжалостности которого в работе с актерами рассказывали легенды, — другой. На Роома же смотрело иное лицо, не такое, как на экране. Все в этом лице было нежно и величаво, без тени высокомерия — светлый мягкий славянский абрис, удивительной силы и сосредоточенности взгляд
Тонкий слух
Вскоре они поженились, и всю жизнь до самой смерти Ольги Андреевны, больше сорока лет, прошли вместе. ‹…›
Съемочная группа «Строгого юноши» — небольшая, сплоченная, дружная — состояла из таких разных, самобытных личностей, из таких ярких лиц. Две непохожие одна на другую красавицы — Ольга Жизнева и Ирина Володко; юная,
Маша Степанова (Ольга Жизнева) — главная героиня фильма. ‹…› Маша Степанова такая, какой она была написана в сценарии специально для О. Жизневой, а потом ею сыграна, вовсе не являлась женским характером, женским типом, но образным воплощение Женщины с прописной буквы, поэтическим знаком вечной женственности. ‹…› В этот абсолютно разомкнутый контур женского образа, едва намеченный абрис женской красоты влилась человеческая и женская индивидуальность Жизневой, ее красота. Это был абсолютный вариант обогащения литературного образа актерским, созвучным ему человеческим достоинством, физическим совершенством.
Вечно женственное существовало и проявлялось в Ольге Жизневой абсолютно естественно, как дыхание: она чаровала без кокетства, покоряла без усилий. Ее лицо, движения, походка буквально излучали женственность. Ее красота была так же от бога, от природы, как и женственность, не подкрашена ни каплей косметики, не подчеркнута продуманной архитектурой прически. ‹…›
«Ветер с востока» относится к украинскому периоду творчества Роома. ‹…› Вся ее роль — бесконечное движение тончайшей психологической фактуры, игра на наращивании контрастных деталей поведения, жеста, костюма. ‹…› Благодаря энергии перевоплощения, разрушающей изнутри уродливой сущностью прекрасную внешность, Жизнева предстала на экране не такой, как всегда. Но она играла польку и потому наградила свою героиню
На свой, совершенно особый план в «Гранатовом браслете» и «Цветах запоздалых» выдвинулись два женских образа, созданные О. Жизневой — актрисой, не раз становившейся человеческим и актерским центром роомовских картин. По метражу, по времени пребывания на экране обе роли весьма скромны, но по значительности созданных характеров и значимости их в образной и этической системе фильмов — обе существенны. И в этой существенности решающим оказывалось не столько великолепное, зрелое мастерство, сколько крупность человеческого «я» актрисы, которое всегда выдвинется вперед, на каких бы далеких планах действия ни находилась исполнительница.
Пани Заржицкая, квартирная хозяйка Желткова, — это целая биография, рассказанная без слов, вкрадчивыми движениями беспокойных трудовых рук, согнутыми плечами и с достоинством поднятой головой, спокойной ясностью взгляда. Это национальный характер, выражающийся в особых интимных интонациях мягкого голоса, в скупом достоинстве слез, в том жесте истой католички, которым она погладила браслет, повесив его на Матку Боску, в походке, какой вошла в костел. Ксендз костела, в котором снималась сцена, не мог поверить, что перед ним не полька, не католичка, а известная актриса, и все повторял, пораженный: «Она вошла в храм, не поправ камней».
Но, более того, пани Заржицкая О. Жизневой — это еще и целая тема, ставшая главной в последние годы творчества актрисы: мудрость человечности, щедрость материнского чувства, готовая пролиться не только на своих детей.
Интересный поворот этой темы актриса дала в роли княгини Приклонской, последней роли, сыгранной ею у Роома. Она нашла сквозную двуединость образа и до конца выразила ее в строе чувств, в манере говорить, носить костюм, в походке, движениях рук.
Она княгиня, да еще разорившаяся. Отсюда — величавость, переходящая в сословное высокомерие. Она мать, любящая, страдающая
Уже продан дом, собраны немногие оставшиеся вещи. «Пора», — негромко, но многозначительно роняет княгиня, и на фоне зазвучавшей музыки идет титр, сообщающий о ее смерти. А на экране с этого момента как будто образуется ничем не заполнимая брешь. Ушло
Гращенкова И. Абрам Роом. М.: Искусство, 1977.