Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Проблему взаимоотношений критики и фильма я для себя условно определяю так: критик может придумать, за что полюбить фильм, и может придумать, за что фильм не полюбить. Наши критики обычно выбирают второй вариант. Мало того, главная беда — я это говорю не только как режиссер, но и как искусствовед — заключается в том, что критик часто предпочитает придумать за меня мой фильм И этот новый фильм, который не имеет ничего общего с моим, становится поводом для эссе с разговорами на любимые темы. О Большом стиле, например. Я не отношу себя к режиссерам, которые болезненно относятся к любой критике, хотя мне приятнее, конечно, когда фильм принимают. Но если критик, не принимая фильм, серьезно его разбирает — мне это всегда интересно Раздражает только поверхностность суждений. Говорить о том. что я продолжаю снимать кино о Конце Света — значит ничего не понять в «Русской симфонии». В первую очередь я снимал фильм обо лжи. Все лгут — в словах, интонациях, жестах Врут другим и самим себе. Поэтому в фильме множество цитат. Цитата — это тоже своего рода неискренность, попытка укрыться. Обилие цитат может раздражать, но это уже вопрос вкуса. Мне очень важна ироничная интонация «Русской симфонии». Она пропитана черной иронией — странно этого не замечать, а толковать о глазуновщине, которой там и в помине нет. Причем ирония направлена и на самого себя. Я намеренно придал герою черты портретного сходства с самим собой; если я так отношусь к себе, то это оправдывает мою иронию по отношению к другим. Я не готов к рассуждени¬ям о том, какую роль должна играть критика в кинопроцессе. Хочется, чтобы она была богата на имена, но что поделать, если Кракауэры и Бодрийары каждый день не рождаются.
Лопушанский К. Режиссер о фильме // Сеанс №10