К Габриловичу мы попали на втором курсе, когда умер Туркин. К нам, по счастью, пришел Габрилович. Во-первых, он замечательно, подробно рассказывал, как работает — а он много работал тогда, и мы прекрасно знали весь его трудовой процесс; тогда он «Коммуниста» писал и с удовольствием рассказывал. Он обычно хотел поговорить, расспрашивал всех про личную жизнь, пытался как-то вытащить… С ним было очень занятно, он не стеснялся… ‹…›

Евгений Иосифович про прошлые времена нам мало рассказывал, хотя много знал и помнил. Шпаликов его расспрашивал. Провожал домой, хоть у него и не учился. Просто как-то проводил домой, они долго сидели, и ему старик рассказывал… Старик… Он не был стариком! Ему еще и шестидесяти не было, когда он наш курс взял, и прожил девяносто четыре года. ‹…›

Вообще с Габриловичем я согласна во всем, он говорил нам мудрые, умные вещи, хотя иногда странными нам казались его представления о жизни. Но это всегда интересно было. Он спрашивал то, что его самого интересовало. И я тоже никогда не задаю вопросы, только чтобы проверить студента, не владею таким педагогическим приемом — спрашивать, когда сама знаю, как правильно ответить. Только когда на приемных экзаменах хочется кого-нибудь отсеять, можно позволить себе. Но обычно, если я сама в чем-то уверена, об этом не спрашиваю. Спрашиваю, когда накапливается недоумение. И оно все чаще накапливается.

Рязанцева Н. «Мы пришли во ВГИК совершенно дикими» / Беседовала Софья Шигина // Экран и сцена. 2016. № 23.

Габрилович был прекрасный рассказчик. Когда спрашивали, не избегал житейских мелочей, сплетен и умолчаний — не из-за страха, а из-за непостижимости эпохи, которую всю жизнь до глубокой старости пытался постичь. В те времена, когда наш — сильно поредевший — курс готовился защищать дипломы, ему было лет шестьдесят, и он написал еще много сценариев, правда, все чаще с соавторами, приглашая режиссеров участвовать в этой нудной работе над вариантами, или вообще извлекал из дальних ящиков забытые заявки, предлагал молодым выпускникам Высших курсов — Панфилову, Авербаху… А сам уже тяготился кинематографической возней, хотелось-то ему писать прозу, вспоминать и писать. К счастью, он оказался долгожителем, дожил до «перестройки и гласности», выпустил две книги, при этом охотно путешествовал, выступал и давал интервью. Не терял детского любопытства ко всему на свете.

Помню, как праздновали его восьмидесятилетие в Армении. Выездное заседание комиссии по кинодраматургии (ежегодное, в разных республиках) проходило с особым размахом, нас возили по всей Армении, даже на атомную электростанцию привезли. Габрилович не пропускал ни одной экскурсии, и когда лучшие представители сценарного цеха всех республик и всех поколений, покачиваясь с дороги, расселись в огромном кабинете с одной мечтой — спуститься в банкетный зал, наш юбиляр уселся рядышком с главным инженером и без конца задавал вопросы про синхрофазотрон и — главное — куда же девать радиоактивные отходы. Молодой инженер (пиарщик, как сейчас бы сказали) охотно и многословно объяснял, пока кто-то не произнес осторожно: «У матросов нет вопросов», — и все мы скатились к накрытому столу, а Евгений Осипович все допытывался, как везут и где хоронят ядовитые отходы. ‹…›

Старик Габрилович ‹…› ежедневно слушал «голоса», был в курсе мировых событий, а его сын Алексей (вместе с Самарием Зеликиным) снял больше пятидесяти документальных фильмов, среди них есть просто выдающиеся. И отца он в конце концов снял — уже в глубокой старости. Где-то, может, и показывают эти фильмы, но не на главных каналах. ‹…›

Сценарному мастерству учатся везде и всегда. Можно ли научиться? Габрилович говорил, что перед чистым листом бумаги, перед новым замыслом ты всегда ученик.

Вспомнился один ужасный случай. К концу третьего курса стали прогуливать даже занятия по мастерству. И вот однажды заглянула в аудиторию — с извинениями за опоздание, а там сидят Евгений Габрилович и Семен Фрейлих, ждут студентов. Перед ними одна, мне не знакомая, студентка, отставшая от своего курса, взрослая дама. «А где все?» Посидели десять минут в ожидании, я обещала через неделю принести готовый сценарий, и разошлись. Стыдно было — за всех, но как легко я и сейчас вживаюсь в образ прогульщика!

Рязанцева Н. Всегда и сейчас. ВГИК: сценарное мастерство // Искусство кино. 2015. № 11.