К своему юбилею Сергей Юткевич преподнес самому себе подарки, которые дороже любых чествований и наград. Недавняя постановка блоковских пьес, «Балаганчика» и «Незнакомки», в Московском Камерном музыкальном театре замечательна тем, что они как бы возвращают многоопытному мастеру его собственную молодость. Путешествие по прустовскому маршруту в поисках утраченного времени мало кому доступно, и обычно оно совершается в форме мемуаров. Юткевич избрал другой способ: он как бы заставил машину времени двинуться вспять, в те годы, когда четырнадцатилетний мальчишка, еще не Сергей, а Сережа Юткевич, отважился сделать серию иллюстраций к только что изданной поэме Александра Блока «Двенадцать». Тогда, в 1918–1919 годах, он прикоснулся к Блоку впервые, теперь, в середине 80-х, он сызнова присягает на верность блоковской музе.

В интервале между этими блоковскими мотивами простирается целая жизнь автора всемирно прославленных фильмов — и таких давних, как «Златые горы» и «Встречный», и таких недавних, как «Ленин в Польше» или «Ленин в Париже», — жизнь режиссера, писателя, художника, поразительно многогранного человека искусства.

Однако думаю, что не ошибусь, если скажу, что мечта о сценическом воплощении лирических драм Блока, которые никому, кроме Всеволода Мейерхольда, поставить не удавалось, преследовала Юткевича все эти годы. Обладая бесспорным театральным даром, стихийным чувством сцены (его театральные работы, постановки Маяковского и Брехта не однажды восхищали Москву), Юткевич всю жизнь тесно связан с самыми смелыми художественными исканиями века — и в литературе, и в живописи, и в музыке. Диапазон его увлечений и его эстетических симпатий определяли уроки Мейерхольда, дружба с Эйзенштейном, сотрудничество с Фореггером, работа с Шостаковичем, творческая близость с Пикассо и Матиссом (оба они, кстати говоря, оставили нам портреты Юткевича). Короче говоря, в поле зрения Юткевича всегда была вся подвижная панорама искусства XX столетия, и к Блоку, любимому поэту юности, он возвратился ныне, обогащенный не только опытом Эйзенштейна и Маяковского, но и опытом Чаплина и Феллини. В блоковском спектакле Юткевича два эти голоса звучат властно. В самом начале «Балаганчика» вам будет явлена знаменитая маска Чарли, блоковская Коломбина, без сомнения, напомнит вам Джельсомину — Джульетту Мазину из феллиниевской «Дороги». Это неожиданно? Этого нельзя было предвидеть? Но в таких рискованных, на первый взгляд просто невозможных сближениях дает себя знать не одна только смелость режиссера. В них сказывается и глубокая проницательность художника, который безошибочно угадывает общую генеалогию Блока, Чаплина и Феллини: все трое мобилизуют на службу своему искусству старинную и вечно живую традицию итальянской комедии дель арте.

Эрудиция Юткевича огромна — «человек-энциклопедия», он знает, кажется, все на свете. Но этой эрудицией непринужденно распоряжается вольный и своевольный мастер, который мгновенно превращает «траурные дроги» Блока в подмостки балагана, блоковских мистиков — в шекспировских могильщиков, а могильщиков — в цирковых клоунов. Он упивается радостью молниеносных метаморфоз, и мы вдруг воочию видим, как блоковский мир пробуждается и оживает в процессе стремительных видоизменений, превращений одного в другое, другого — в третье и так далее без конца.

В неостановимом потоке сменяющихся образов трагизм Блока заново обретает мучительную горечь, гнев Блока — язвительность. Сатирическая буффонада естественно переливается в волшебную феерию, а волнующая пантомима запросто смыкается с откровенной пародией. По пятам за интимной и нежной лирикой гонится грубый плебейский смех. Ироническая стилизация в духе парижского «Фоли Вермер» времен Тулуз-Лотрека перебивается шутовством российских скоморохов.

Весь этот, говоря словами Сергея Эйзенштейна, «монтаж аттракционов» осуществляется с легкостью едва ли не шаловливой, но сохраняет глубинную связь с музыкальным строем блоковского стиха и с парадоксальной структурой блоковской театральной прозы. Игра ведется широко, свободно, однако Блоку не изменяет. Напротив, она Блоку дружески сопутствует и вводит Блока в непосредственный контакт с сегодняшней аудиторией. А Сергею Юткевичу эта игра возвращает молодость. Заново встречаясь с Блоком, он знакомит нас и с собой, доносит до нас счастливую раскрепощенность духа, которую дала художникам революция и которую он сохранил доныне.

Рудницкий Константин. Возвращенная молодость // Литературная газета, 1985, 9 января.