‹…› Осенью 1921 года Мейерхольд объявил прием в эти мастерские [имеется в виду ГВЫРМ — Государственные высшие режиссерские мастерские]. Он как бы решил временно отступить, заняться педагогикой и окружить себя молодежью, которую мог бы противопоставить незлобинским корифеям.
Это была старая и проверенная Мейерхольдом система. Он любил экспериментальную студийную работу, где находил и проверял те принципы, которые потом переносил на большую сцену. Так было в 1905 году с неоткрывшимся
И вот я очутился в небольшом зале трехэтажного особняка на Новинском бульваре, где раньше помещалась гимназия. Сам Мейерхольд жил там же со своей семьей на третьем этаже, занимая маленькую квартирку. Оттуда вела вниз узенькая скрипучая деревянная лестница, примыкавшая к небольшому классному помещению, уставленному обычными школьными партами. Из этой комнаты и небольшого зала и состояло все помещение ГВЫРМа.
В зале за столом приемной комиссии восседал сам Мейерхольд. Рядом с ним поместился совершенно лысый человек с холеной рыжей бородой, пронзительными глазами и быстрыми движениями — Иван Александрович Аксенов, поэт из содружества со странным названием «Центрифуга», автор первой тогда монографии о Пикассо, носившей непривычное название «Пикассо и окрестности», переводчик (это в его переводе через год Мейерхольд поставил «Великодушного рогоносца» Кроммелинка), блестящий эрудит и знаток елизаветинского театра.
Здесь же находился человек с аскетическим лицом, также совершенно лысый, похожий
Перед этим трибуналом предстали наконец и я с Эйзенштейном, чьи фамилии начинались на последние буквы алфавита. Экзамены были двухступенчатые. Поступающие должны были представить либо свои постановочные проекты и экскизы декораций (как сделали мы с Эйзенштейном), либо подвергнуться устному коллоквиуму для установления их культурного уровня.
Если кандидатура оказывалась подходящей, то экзаменуемого допускали ко второму туру, состоявшему из упражнений на режиссерское и актерское мастерство. В частности, нам с Эйзенштейном было предложено мимически изобразить стрельбу из воображаемого лука и импровизационно на черной классной доске размизансценировать простейшее постановочное задание — распланировать тему «Шестеро гонятся за одним».
Мне запомнилось решение Эйзенштейна. Он вычертил мелом павильон с шестью дверями (я вспомнил эту планировку несколько лет спустя, когда увидел «сцену взяток» в мейерхольдовском «Ревизоре») и быстрыми линиями набросал сложную и разнообразную мизансцену, напоминающую трансформации Фреголи.
На следующий день нам объявили, что мы оба приняты в ГВЫРМ.
Среди поступающих я помню Т. Каширину (Т. Иванова, известная переводчица с французского), красивым низким голосом прочитавшую стихотворение Блока «Балаганчик»; Василия Федорова, зарабатывавшего тогда себе на пропитание службой в
Юткевич С. Собрание сочинений в 3 тт. Т.1. М., Искусство, 1990. С. 79–81.