‹…› ощущения «простого смертного», вызвавшего к жизни волшебные силы, с которыми он не в состоянии справиться, испытал я в то памятное морозное утро 1924 года, когда остался впервые наедине с киноаппаратом. Это случилось в ателье «Межрабпом-Русь», помещавшемся в то время в Петровском парке.

Киноаппарат, с которым мне предстояло управиться, был из породы тех допотопных чудовищ, которыми Жорж Мелье снимал свои феерии в начале ХХ века. Перед старинным «Патэ» на фанерном полу копошилась груда змей, вывезенных из Зоологического сада.

Молодой актер, еще ни разу не снимавшийся (он должен был изображать героя, брошенного со связанными руками в змеиный питомник), стоял, поглядывая с трепетом то на меня, то на кучу безвредных ужей, которых ворошил палкой меланхолический служитель зоосада. ‹…›

Месяц тому назад я переменил свою спокойную профессию театрального художника и режиссера на «лавры» киноассистента. Московское отделение «Севзапкино» задумало поставить короткометражный комедийный фильм.

Для этой цели был приглашен заезжий гастролер, выдававший себя за ученика Рейнгардта и Любича. Режиссер оказался безграмотным проходимцем. Это выяснилось после первых же съемок. Он был с позором изгнан, но картину нужно было закончить.

Так я получил неожиданное «повышение», и сегодня мне предстояло впервые самостоятельно снять эпизод, пародирующий модные в то время американские приключенческие боевики.

Все, что касается предварительной работы по съемке этого эпизода, было, конечно, проделано. Я знал, какого конечного эффекта я хочу добиться на экране, но я еще совсем не знал, как это нужно сделать.

У меня не было никаких кинематографических навыков, и возможно, что моя жизнь повернулась бы по-иному, если бы в результате мучительных колебаний я отменил эту съемку и, решительно повернувшись на каблуках, вышел раз и навсегда из ателье.

Но в эту минуту ко мне неожиданно подошел один из старейших русских кинопроизводственников — художник Козловский. Зная меня по моим театральным работам и будучи человеком весьма приветливым и внимательным, он подошел ко мне и шепнул несколько слов.

Я не помню, что точно сказал тогда симпатичнейший Сергей Васильевич, но смысл его слов был, вероятно, таков: «Не робей, мы все так начинали!»

Его слова придали мне бодрости, я скомандовал сакраментальное «приготовились!», началась обычная кинематографическая суматоха и… так я стал кинорежиссером.

Я стал им по тому же методу, по которому превращают в пловца человека, не умеющего плавать, сбрасывая его с мостков в глубокую воду.

Я не думаю, чтобы этот метод являлся совершенным. Результаты его не замедлили сказаться на экране: снятые мной куски были плохи.

Я прошел после этого долгую школу кинематографического мастерства и совсем не уверен, что окончил ее и в настоящее время. Но в тот момент я, по крайней мере, понял, что одним из главных свойств, которым должен обладать кинорежиссер, является… смелость, граничащая с нахальством. ‹…›

Первым учителем, посвятившим меня во все тайны ремесла, стал режиссер А. Роом. Он рискнул пригласит меня в качестве художника и ассистента на свои картины «Предатель» и «Третья Мещанская» в те времена, когда 1-я Госкинофабрика ютилась на Житной улице. Хотя в ее маленьком павильоне на втором этаже и снимались такие фильмы, как «Броненосец Потемкин» и «Луч смерти», — режиссерские группы были немногочисленныи компактны.

Так и в группе Роома (благодарение судьбе!) я оказался «мальчиком за все». В качестве художника я строил декорации; в качестве ассистента помогал режиссеру на съемочной площадке и в монтажной; в качестве помощника подготавливал съемку, одевал актеров, заготовлял реквизит… Так как я не отказывался ни от какой работы, ни от каких поручений, с энтузиазмом влезая в самую, пусть даже невидную и грязную «кухню» ремесла, то двух картин оказалось достаточно, чтобы приобрести крепкие производственные навыки.

Сергей Юткевич // В кн.: Как я стал режиссером. М.: Госкниноиздат, 1946.