«Илиаду» и «Одиссею» разделяет для нас языковая пропасть: «Илиаду» до сих пор читают в архаичном переводе Гнедича, а «Одиссею» — в переводе Жуковского, одного из создателей современного русского. В «Илиаде» греки приплывают и осаждают Трою, не двигаются с места; в «Одиссее» герой скитается по морям, чтобы вернуться домой.
Первый «Брат» (пришел, увидел, осадил) похож на «Илиаду», второй — на «Одиссею», путешествие с надеждой на возвращение домой (или с видом на надежду). Монохромный мир первого «Брата», гангстеры и желтые пиджаки, Апрашка, кладбищенский холод — сейчас уже архаика, древность, пережитая реальность; все так и было, но тогда. «Московский лоск» второго — до сих пор современность. Примерно тем же путем двигалась страна в последние двадцать лет — из свистящей хтонической провинции 1990-х в залитую светом софитов условную Москву эпохи путинской стабильности. В девяностые местом действия (и силы) был рынок, в нулевые — Останкино; Балабанов это почувствовал раньше всех.
Легче всего это движение исторических пластов заметить на сверхпопулярном саундтреке «Брата 2» (а музыка в фильмах Балабанова всегда неслучайна). Помимо того же Бутусова, уводящего назад в молодость и восьмидесятническую весну, здесь звучат «Сплин» и Земфира — музыканты без советского контекста и опыта, которые у аудитории однозначно ассоциируются с новым временем; ноль ностальгии. Земфира, которая с только что начавшимися нулевыми сливается намертво, поет песню «Искала», и эта растерянность, попытка определить себя во времени и пространстве — тот самый дух времени, который второй «Брат» в свой черед словил не менее ловко, чем первый.
Балабановская дилогия, если смотреть на нее как на «Илиаду» с «Одиссеей» — это учебник не столько фактографической, сколько сущностной новой русской истории. Но в 2000-м году продолжение популярного фильма (еще более популярное) было воспринято критиками не просто враждебно — оно было воспринято с отвращением. ‹…›
Первому «Брату» досталось за «гниду черножопую» и «я евреев как-то не очень». Во втором Балабанов как будто задался целью подставиться еще больше. Юрий Гладильщиков тогда писал в «Итогах»: «Деловой цинизм создателей фильма ‹…› в том, что <Балабанов и Сельянов>, эти двое питерских интеллектуалов прекрасно осознают: иронию в эпизоде про «силу в правде» просекут немногие. Большинство зрителей именно за эту фразу фильм и полюбят. Так же, как за ругательство «бендеровцы» и фразочку «вы мне, гады, еще за Севастополь ответите!», обращенную старшим братом Багрова к американо-украинским мафиози (старшой вдруг переделался из негодяя в славного малого и тоже очень-даже-Робин-Гуда). Ведь «кирдык Америке» тоже был воспринят всерьез и на ура. Часть молодой аудитории, как и герой Бодрова, ищет национальную идентичность через отторжение чужаков. Именно на их деньги, отданные за билеты и видеокассеты, режиссер с продюсером и рассчитывают».
Критика снова обвинила авторов в расчетливости и постмодернизме, но в часовом фильме о фильме («Как снимался «Брат-2» Владимира Непевного и Тобина Обера) команда и режиссер совсем не выглядят циниками. Этот короткий док вышел бонусом к DVD второго «Брата» — имя Балабанова уже широко известно, и здесь зритель впервые смог разглядеть его вблизи. «Он очень прямой режиссер», — говорит американский помреж Брюс Террис, почти в точности повторяя формулировку Никиты Михалкова про «прямой луч», по которому ходит Балабанов. Сам он признается в фильме о фильме, что не может следить за тем, как ведет себя на площадке, потому что тогда не сможет снимать. В одном из эпизодов он на несколько секунд застывает от досады, когда выясняется, что Бодров в удачном кадре надел не те ботинки — но быстро отходит. ‹…›
Бодров в фильме сетует: Америку сначала много ругали, потом много хвалили — все это вызывает фрустрацию. Почему люди хотят здесь остаться? Данила не хочет. Виктор Сухоруков, во время съемок за океаном сожалевший, что его не видит мама, в интервью для фильма говорит: «Я приехал туда, как Алиса в Страну чудес». Потребность самоутверждения (или те самые «поиски национальной идентичности»), которую легко расслышать в закадровом комментарии Бодрова, но точнее всех выражает безымянная девочка, участница детского хора, исполняющего «Гудбай, Америка!»: «Надо свою моду создавать, а не повторять за другими странами!».
Не Балабанов в «Брате 2» придумал нефтяной патриотизм путинской поры — он первым почувствовал на себе и описал то, что должно было вот-вот соткаться из воздуха, принимая гораздо более уродливые формы: уже в конце нулевых фильм показывали по телевизору в день какого-то государственного праздника, по соседней кнопке шло патриотическое ток-шоу с триколорами и Рогозиным — некогда взбесившее критиков кино на его фоне выглядела поразительно безобидным.
Режиссер до конца жизни на обвинения в ксенофобии отвечал, что реплики произносит не он, а герои — и вообще, люди так говорят, часто не имея ввиду ничего конкретного. ‹…›
Вторая претензия, которую предъявляли «Брату-2» — едва ли не предательство русского рока, поворот к попсе самого презренного извода: в фильме саму себя сыграла Ирина Салтыкова ‹…›.
Сегодня, когда эта дихотомия — хороший русский рок и плохая русская попса — уже не актуальна, Ирина Салтыкова в роли мимолетного московского увлечения Данилы выглядит на экране удивительно органично. Вчерашнее зло назавтра превращается в объект ностальгии, и ее появлению радуешься, как собственным внезапно обнаруженным юношеским фотографиям. Но главное, когда спадают напяленные временем идеологические шоры, понимаешь — и у Салтыковой своя правда. Ее отрицает главный герой, но не отрицает Балабанов (это к вопросу о том, насколько он совпадает со своими персонажами). По сценарию поп-певица — в ответ на критику Данилы — отвечает: «Я эту музыку пою!». ‹…›
«Я сходил к Ирине, с ней познакомился. Для начала, она красивая. Я ее где-то видел по телевизору, и она мне понравилась, — вспоминал Балабанов, — Она жила в каком-то совершенно убогом месте. У нее на полу матрас лежал, а она на нем спала. Я с ней встретился и говорю: «Давай в кино сниматься». Она посмотрела на меня подозрительно, но согласилась. Оказалась нормальной. Она вообще хороший человек. Абсолютно точно вошла в роль такой немного стервозной тетки, не переиграла. Я никому больше и не предлагал».
Несмотря на Салтыкову, саундтрек «Брата-2» — tour de force и одновременно лебединая песня русского рока. «Леша мне сказал: «Я хочу туда музыки накачать, сколько влезет — проверить <как это работает>», — вспоминал Сельянов, — Я сразу понял, что это очень правильная мысль для этой картины. Саундтрек «Брата-2» — это отдельная страница нашего кинематографа».
Продюсером саундтрека стал идеолог «Нашего радио» и фестиваля «Нашествия» Михаил Козырев, летом «Брата-2» показали на «Нашествии» в Раменском, 9 сентября в «Олимпийском» включенные и не включенные в саундтрек музыканты сыграли в «Олимпийском» концерт «Брат-2» живьем», позднее программу провезли по нескольким городам страны и отыграли даже в Киеве, где живут люди, отвечающие за Севастополь. ‹…›
« «Брат-2» — дорогое кино и попсовое,— говорил Бабанов в 2009-м, — Оно как раз народу-то нравится, больше чем первый. Он чуть-чуть дольше получился, чем планировалось, но народу очень нравится. Народ рыдал в зале, с народом когда смотришь второй фильм, они реагируют совсем по-другому, чем на первый. Когда Витя говорит: «Ты мне еще за Севастополь ответишь», зал просто падал, аплодисменты, крики, хохот все время. Это такой восторг. На «Кинотавре» когда вручение призов было, говорят: «Главный приз фестиваля вручается» — и вся площадь: «Брат-2!» Как сейчас помню. А нам ничего не дали. Это все критики пишут, что первый «Брат хороший», а второй — плохой. На самом деле это два разные фильма, объединенные общим героем». «Когда мы уже решили делать «Брата-2», мы с Лешей сразу сказали друг другу, что будем делать совершенно другой фильм, — подтверждает Сельянов, —Они вообще разные — по идее. Нам было важно, интересно профессионально сделать другой фильм — не вот то же самое с другим сюжетом, другой фильм». «В первом «Брате» был золотистый оттенок, — вспоминает оператор Сергей Астахов, — Второй — обыкновенный цветной, но есть теплый оттенок. По идее, зритель должен чувствовать разницу на уровне подсознания».
Жанр второго фильма Сельянов и Балабанов для себя определяли как комедию: «Мы друг другу это слово назвали — «комедия», — говорит Сельянов, — В общем, это была достаточно сознательная установка. Мы больше к этому слову не возвращались».
Когда как в мае 2000-го на премьере «Брата-2» в кинотеатре «Пушкинский» публика аплодировала фразе «вы мне за Севастополь еще ответите», уже существовала лукавая формула балабановского кинематографа — «один фильм для себя, другой для зрителя». Позднее, когда схема, по которой за «народным» фильмом следовал «артхаусный», дала сбой, Сельянов признался, что придумали ее журналисты, а они с Балабановым просто не стали возражать. «Он сам говорил, часто даже: «один попсовый, один нет». Ему в принципе интересно и то, и другое, — вспоминает Сельянов, — Он-то считает, что они все для зрителя».
Балабанов часто говорил, что сначала собирался снимать трилогию: первая часть в Петербурге, вторая в Москве, третья — в Америке: «Начал писать, смотрю — скучно, и решил объединить. Получилось правильно, что объединил».
«Еще во время съемок первого «Брата» у нас были разговоры про «Брата-2», такие необязательные: типа, вот он едет в Москву, а потом он едет в Америку, — вспоминает Сельянов, — Не имели ввиду ничего конкретного, нам просто этого хотелось. Не только зрителям, но иногда и создателям хочется пожить еще со своим героем. Не было никакого расчета, было наше желание еще в это поиграть, это пожить».
Сельянов вспоминает, что даже в случае с этим заранее очевидным хитом в 2000-м было бы наивно рассчитывать на какие-то серьезные заработки; в стране на момент выхода картины существовало всего около сорока современных кинотеатров: «Я не знаю, что должно было произойти, чтобы мы на нем заработали. Бюджет там был уже совершенно другой, он был по тем временам огромный. Фильм собрал миллион долларов в прокате — это была колоссальная цифра. Он имел сумасшедший успех, но даже при этом успехе, он после проката, <продаж> DVD, и телевидения «Брат-2» не вернул деньги. На телевидении тогда закупочные цены были ничтожные». На вопрос о том, не было ли у них желания заработать еще немного народной любви, Сельянов, однако, отвечает утвердительно: «Не буду отрицать, наверное, как-то это присутствовало».
«Под такой фильм, можно было денег найти, потому что он уже был известный, — говорил режиссер, но собрать бюджет, как и в случае с первым «Братом», оказалось не так просто. «Это было серьезное испытание для меня и для Балабанова, — вспоминал Сельянов, — Я понимал, что один в то время потянуть я это не в состоянии. Понимал, что надо будет найти сопродюсера и считал, что это будет очень легко. Предлагал половину, сделать напополам. У меня было пять — это месяцев за пять — вот этих полноценных сопродюсеров, которые говорили: «Да, конечно, не вопрос». И еще четыре, которые готовы были поучаствовать, но не половиной бюджета, а тысяч по триста, то есть процентов 20-25. Мне казалось, что я могу выбирать, но за месяц до начала съемок у меня не осталось никого — по разным причинам. ‹…› В узкопродюсерском смысле «Брат-2» был в моей биографии самой тяжелой историей. Но во многом благодаря Балабанову со всем этим удалось справиться. Он него требовалось, чтобы он правильно придумывал и быстро снимал, что он и делал. Это тот случай, когда дружба… Не знаю, как это назвать… Когда отношения, которые больше, чем отношения режиссера и продюсера, играют реально существенную роль, для того, чтобы процесс случился». На вопрос, снимали ли они этот фильм друг для друга, Сельянов отвечает: «Ну да».
Дороговизна проекта объясняется, в том числе, необходимостью снимать в Америке: надо было отправить русскую группу в Чикаго и заплатить американским специалистам. «Там снимать достаточно просто, даже разрешения не нужно, чтобы на улицах снимать, — вспоминал Балабанов, — Мы приезжали, да снимали все, полулюбительским способом. Очень много не артистов в фильме, в основном все <американцы> не артисты. Люди в черных районах, полицейские — они настоящие были. Для полицейского такая сложность была сказать: «Фак зем ниггерс». Он сказал, но стеснительно так. Просто это политически не корректно».
«Около месяца мы были в Америке, — говорил оператор Сергей Астахов в 2009-м, — И там у нас уже были другие возможности. Можно было стрелять, гонки устраивать, перекрывались улицы. Уже было похоже на настоящее кино. Оно и выглядит по-другому, но если по душевности, то первый «Брат», наверное, лучше».
Кувшинова М. Биография / Балабанов. СПб.: Сеанс, 2013.