В известном смысле, ключевая сцена фильма — нападение волков на саночки с доктором, которого неотложная нужда в уколе погнала сквозь ночную метель. Вьюга, неясные тени на снегу, бешеная скачка сквозь темень и только и остается, что палить наугад из верного браунинга... Вот из этой темени и ведет Балабанов свои «Спокойной ночи, малыши» в прямом эфире и жуть от этого берет нешуточная. ‹...› Проще всего назвать это распадом — тела, личности, отношений, социальных связей, страны. Все истерлось до дыр, и из дыр этих страшно дует чем-то скверным. «Мухи у нас», как было замечено в «Грузе 200» (2007). Медицина — не та пластиковая, одноразовая, стерильная, что сегодня, а вчерашняя, хромированная, стеклянная, устало-многоразовая — лучшая метафора для тела, лишенного духа. История не заслуживает обсуждения, потому что движется как тупой автомат и Углич 17-го мало чем, в сущности, отличается от Питера 90-х. Внимательного вглядывания заслуживают только лица, взгляды, жесты в которых словно невольно проступает повод для надежды, что механическое скотство человека такой же морок, как волки в ночи, что в мясной избушке таки помирает душа, странница нежная. Это равнодушие к сюжету, конечно, сбивает с толку — словно тебя отвели в лес и бросили. Бредешь, бредешь, деревья все одинаковые и только птицы над тобой хохочут. А потом за деревьями проступает лес как из сказки. Сказки, еще не прирученной изложением в солидном издательстве, а такой, какой бывают настоящие сказки — лютой.

Костылев А. Морфий. Спокойной ночи малыши // film. ru. 2008 25 ноября.